Сергей Антонов - В городе древнем

Прочел все заново и отложил тетрадку в сторону…

Слышал, как в окно большой комнаты постучали, но все это: стук, шум отодвинутого стула, с которого кто-то встал, шаги, слова Власова: «Это, наверное, он… Второй раз уже…» — доходило до Степанова откуда-то издалека. Но вот снова шаги. Голоса отчетливее:

— Здесь?

— Здесь…

— Здравствуй, Иван!

— Здравствуй…

— А Миши нету?

— Миша! — позвал Турин.

Степанов уже запихнул тетрадку в карман шинели — до следующего случая, — вышел в большую комнату. Он еще думал о том, что, быть может, последние строчки неправомерны: в них вроде бы сквозит слепая месть, но тут увидел Бориса Нефеденкова.

Нефеденков сел и посмотрел на Власова. Тот настороженно наблюдал за человеком, еще в первый свой приход вызвавшим в нем недоброе чувство.

Турину было ясно, что Нефеденков пришел поговорить с ним или с ним и Степановым, и думал, как это все-таки неловко: выставлять — хотя бы и под благовидным предлогом — Власова, доброго человека, работящего инструктора, Куда его и за чем ни пошли, он прекрасно поймет, что они хотят остаться одни, что он, Власов, мешает им. Поэтому Турин очень обрадовался, когда услышал, как хлопнула калитка и по доскам от ящиков, набросанным в грязь, прозвучали чьи-то шаги. Значит, разговор сегодня не состоится. Потом кто-то дернул дверь в коридор, не вытирая ног, прошел его и открыл дверь на кухню… Еще мгновение — и в большой комнате стояли майор Цугуриев и лейтенант.

— Добрый вечер! Товарищ секретарь райкома, нам нужен гражданин Нефеденков.

«Гражданин Нефеденков… Гражданин!» Это что — арест? Турин в недоумении поднял плечи: как же так? За что?..

Степанов растерянно смотрел на вошедших.

Власов отошел в сторонку, чтобы не мешать.

Нефеденков поочередно посмотрел на своих друзей, хотел что-то сказать, нервно открыл рот, но ничего не проговорил.

Цугуриев кивнул ему: пошли! Тот нахлобучил шапку, поправил ее зачем-то и пошел. Лейтенант — за ним. За лейтенантом — майор. Хлопнула одна дверь, вторая, третья, вот уже шаги по доскам… Скрип калитки… Все стихло…

— Может, просто расспросят… как меня? — убеждал себя и других Степанов, отметая возможность ареста.

— За вами, Михаил Николаевич, товарищ Цугуриев не приходил, — заметил Власов.

— Тогда в чем же дело?! Значит, его в чем-то обвиняют?

Турин и Власов промолчали.

— Надо, Иван, завтра же тебе сходить к Цугуриеву, поинтересоваться… — предложил Степанов.

— Никуда я не пойду, — тихо, но твердо ответил Турин. — Кто я такой, чтобы вмешиваться в дела органов?

— Да не вмешиваться, а спросить!

— Разберутся, Миша…

Такое спокойствие, если оно было даже только внешним, казалось Степанову все же оскорбительным по отношению к товарищу.

— Сколько дней, как Нефеденков в городе? — спросил озабоченный Турин.

— Три дня, — подсказал Власов.

— Да… — мрачно вздохнул Турин. — Садись, Власыч, продолжим… Надо кончать и завтра отправить в обком, а то опять нагоняй получим…

Степанов надел шинель. Турин оторвался от бумаг и взглянул на товарища:

— Ты куда?

— Пройтись… — сухо ответил Степанов.

Происходило нечто, чего он не понимал, а отношения товарищей к происходившему — не принимал, не мог принять. Арестован человек, которого Турин как будто знает не один день, и вот нате: «Там разберутся!»

Когда Степанов очутился на улице, вечер уже наступил. Из-за непривычно низкого, удивительного в городе горизонта выползала луна.

Одно из пепелищ, перед которым торчал обгоревший пень толстого дерева, было все разворочено и чернело золой и углем сильнее других, выделяясь среди пустыни с печами, призывно вздымавшими в небо трубы. Кто-то, вооружившись железным прутом или палкой, ковырял в золе… Похоже, мальчик…

Степанов подошел поближе. Паренек в ватнике и огромных сапогах сосредоточенно, сантиметр за сантиметром, прощупывал прутом от железной кровати пепелище.