Работа райкома комсомола и жизнь молодежи проходила на виду у Захарова, и Николай Николаевич хотел не столько узнать, что именно делается, сколько услышать, как оценивает работу своего райкома сам Турин.
Турин отвечал, ничего не скрывая:
— Дел невпроворот… Слишком много времени отнимают (да он, Турин, понимает, что это необходимо и неизбежно!) поручения райкома партии, особенно хлебозакуп… Трудоустройством молодежи занимаются, направляют в основном на стройки. Да все и сами стремятся туда — там ведь рабочая карточка. Кто послабее — работают в больнице. Там не легче, но хоть в тепле. Политико-воспитательная работа по-настоящему развернулась лишь в последнее время, когда райком смог сколотить актив и направить его в землянки и сарайчики… До этого работники райкома пытались почти всю работу вести сами… Дельные предложения внес Степанов. Собственно, с него и наступил перелом… Комсомольцы, привлеченные райкомом, ходят с газетами по землянкам и проводят беседы — форма, пока не заменимая никакой другой…
— Где живет Степанов? — прервал Турина Николай Николаевич. — В школе?
— Да.
— Надо будет ему помочь… — И перешел на другую тему: — Читал? Американская торговая делегация приезжает в СССР.
— Читал, Николай Николаевич.
— Пусть приедут — увидят… — Николай Николаевич как бы размышлял вслух. — Ведь войны они, по сути, не знают, лишь нюхали… Пока мы одни… Иван Петрович, ты чаю хочешь? — Он нагнулся и поднял откуда-то из-за стола термос. — Вот, кажется, только он и остался от дома…
— Спасибо, Николай Николаевич, выпью.
Захаров достал из ящика стола стакан зеленого стекла. Его предложил Турину, себе налил в крышку термоса.
— Бери… — придвинул он Турину сахар на листке бумаги. — Так как думаешь, Иван Петрович? Может, теперь сдвинется дело? Откроют второй фронт?
Хотя приезд торговой делегации был не бог весть каким важным событием, но он, однако, в какой-то степени знаменовал давно ожидаемые сдвиги в отношениях союзников, вселял надежду на еще большие контакты.
— Хотелось бы верить, Николай Николаевич…
— Эх, если бы!.. Подсобили бы нам немного… А то ведь фашизм угрожает всему миру, а отдуваемся мы одни. Сколько наших жизней загублено этой войной…
Они молча пили еще горячий чай, и Турин считал, что думают они сейчас об одном и том же — о втором фронте, когда Захаров неожиданно сказал:
— И все-таки что же случилось с Ободовой? Не дает мне эта мысль покоя! У многих сложных явлений или событий частенько бывают простые причины. Так в чем же они?.. Мы с тобой этого не знаем, а должны бы знать! Говоришь, никто ее не обижал?
— Да нет, Николай Николаевич, никто вроде не обижал… — начал Турин и осекся. Из вороха событий, больших и малых, в памяти вдруг всплыла сцена: Гашкин в гневе стучит костылями и произносит грязное слово… А если мог Гашкин, могли и другие. И сколько их, в общем-то порядочных людей, которые и не думали подталкивать Нину к беде, но так или иначе способствовали этому? Никто не хотел ей худого, но никто и не проявил к ней чуткости, заботы…
— Что, Иван Петрович? О чем задумался?
Турин, напряженно смотревший куда-то в угол, ответил не сразу:
— Думаю, — проговорил он, — думаю…
— Правильно делаешь, Иван Петрович, подумать никогда не вредно…
Вера не была подругой Нины, но и она, конечно, как все, гадала, что с ней произошло. В самоубийство не верила, не хотела верить. Уехала?.. Бежала?.. Но почему? И почему она, Вера, думает о Нине теперь, когда ее нет в городе, а не думала тогда, когда Нина была рядом, хотя бы в тот день, когда бюро решало ее судьбу? Почему?
Из райкома Вера шла в свой подвал, и рассеянные мысли о Нине перемежались с другими: съесть ли за ужином весь хлеб или оставить немного на завтра?.. Удастся ли, наконец, сегодня выспаться?..
Она и сама удивлялась, что такие мысли могли соседствовать с мыслями о судьбе человека. А что делать? Иной раз ночью просыпалась от холода и не могла заснуть до утра… Сегодня печурку должна топить Полина Андреевна, которая обычно спала не раздеваясь. Протопит — ей самой кажется, что тепла хватит надолго, а ночью многие просыпались от озноба… Нет, сегодня выспаться вряд ли удастся… Скорее прошла бы эта ночь, чтобы снова очутиться в школе!..
— Вера Леонидовна! — окликнул ее Турин.
Вера оглянулась. Иван догонял ее, неся в одной руке стул, а в другой — небольшую стопку книг, перевязанную шпагатом.
— Что случилось? Переезжаешь, что ль?
Читать дальше