Януш Пшимановский - Четыре танкиста и собака

Янек подумал, что в этих советах старшины нет ничего нового. Он и сам знал, что нужно действовать через военкомат. Да только там в бумагах записано, с какого он года. Не мог же Янек сказать об этом старшине!

— Ничего не говоришь, но думаю, ты меня понимаешь, — продолжал усач, не смущаясь тем, что пока в ответ не услышал ничего вразумительного. — Из дому удрал, мать небось плачет, не знает, где ты. Придется поворачивать обратно, брат.

— Нет у меня матери.

— А где она?

— Гитлеровцы убили.

У старшины дрогнули усы; он помолчал, словно задумавшись, потом спросил утвердительной интонацией:

— Отец на фронте?..

— Погиб на войне четыре года назад.

— Тогда же еще не было войны.

— Была, в Польше. Я хочу в польскую армию. Уже третий день еду.

— Зайцем?

— Да. А с вами со вчерашнего вечера.

— У тебя есть какая-нибудь бумага?

— Да какая там бумага! Высадить его, и все! — пыхтел разозленный Федор.

— Вы, товарищ рядовой, не вмешивайтесь, когда старшина роты говорит. Кто вчера вечером на остановке дежурил? Я спрашиваю, кто?

— Я, товарищ старшина.

— Вы как думаете: этот паренек во время вашего дежурства в вагон сел или он со своей собакой прямо с неба сюда свалился?

Толстощекий не ответил и спрятался за спину других. Тем временем Янек достал из кармана аккуратно сложенную газету и подал ее старшине. Тот повертел ее в руках, осмотрел, потом так же старательно и ровно сложил и вернул Янеку.

— Мы газеты читаем, все знаем, но ты же сам понимаешь, нужна бумага, какой-нибудь официальный документ.

Янек вытащил удостоверение, выданное охотничьей артелью, в которой он состоял вместе с Ефимом Семеновичем.

— Ты что ж, стало быть, охотник?

— Эй ты, охотник! — озорно крикнул один из бойцов. — Интересно, на кого ты охотишься, на лягушек или на тигров?

В вагоне грохнул смех.

Янек не ответил. Снова засунул руку в карман и на открытой ладони показал всем большое косматое ухо. Смех оборвался, стало тихо.

— И правда, тигр. Ну ладно, — первым заговорил старшина. — Мы тут болтаем, а каша стынет. Пока дайте поесть парнишке и собаке, а там видно будет.

Все расселись на нижних нарах и стали есть деревянными ложками жирную пшенную кашу. Старшина роты отломил от своей пайки хлеба четвертушку и подал Янеку. Поезд, стуча колесами на стыках рельсов, проносился мимо небольших станций, подавая короткие свистки. Через приоткрытые двери вагона была видна зеленая, тянущаяся до самого горизонта тайга, плотная, как войлок.

Янек встал, подошел к Федору и, показав на лежащую около него шинель, сказал:

— Дайте, я зашью.

Тот с минуту подумал, потом кивнул:

— Бери.

Все, кто сидел поближе, видели, как паренек снял шапку, отмотал нитку, вынул из подкладки иголку и аккуратными стежками стал с изнанки пришивать оторванный клочок сукна.

— Ловко это у тебя получается. Как только прибудешь на фронт, так тебя сразу главным портным назначат, — пошутил тот самый боец, который спрашивал про лягушек и тигров.

— Кончайте языками чесать, — прервал разговоры старшина. — Не теряйте времени даром. Через час буду проверять оружие.

Бойцы поднимались один за другим, подходили к пирамиде в углу вагона, разбирали винтовки и автоматы, рассаживались поудобнее в разных местах.

— Я бы вычистил это, — тронул Янек старшину за рукав и показал на оружие со стальной воронкой на конце ствола, круглым диском наверху и с двумя тонкими сошками.

— Это «РП», ручной пулемет. Знаком с ним? — спросил старшина.

— Нет, — ответил Янек откровенно. — Но вообще-то я люблю оружие.

— Ну-ка неси его сюда, я тебе сейчас все покажу.

Быстрыми, ловкими движениями он разобрал и собрал затвор, потом еще раз разобрал и снова собрал.

— Теперь сможешь сам?

— Попробую.

Первый раз получилось неважно, а потом дело пошло быстрей. Янек подошел к ящику, стоящему посредине вагона, и взял оттуда ветошь и жестяную масленку. Не торопясь, так же, как это проделывал сотни раз в доме у реки, у подножия Кедровой, он начал чистить пулемет.

Шарик, который сначала был очень недоволен тем, что у него отобрали клочок солдатской шипели, теперь повеселел и стал бегать вокруг, виляя хвостом. Когда беготня ему надоела, он взял в зубы шапку Янека и сел напротив, тихо скуля.

— Чего это он? — спросил старшина.

— Думает, что на охоту пойдем.

— Это он верно думает, только охота наша на зверя покрупнее, н совсем не для детишек.

Он погладил собаку по голове. Шарик не возражал, поняв, что его хозяин в этом человеке со строгим голосом обрел друга. Старшина задумался на минуту, потом добавил: