Януш Пшимановский - Четыре тануиста и собака - книга 2

Обе молодые пары еще стояли у брички, а подружки в это время поправляли наряды невест.

Чуть в стороне с грустной улыбкой на них смотрел Зубрык, в гражданском костюме, с черной бабочкой под белым воротничком.

— Здравствуйте, — приветствовал его Константин Шавелло. — Вы что, пан хорунжий, уже не хорунжий?

— Меня уволили за то, что в Берлин с вами убежал, — признался фельдшер и показал на лацкан: — Медаль дали, но уволили в запас.

— А где вы теперь, пан хорунжий, работаете?

— В том же госпитале.

— Пан Зубрык, а кто же там, извините за выражение, подштанники на складе считает, а? Прежняя знакомая?

— Да.

— Вот если бы вы мне, пан, дали адресок записать... Понимаете, сын женился на начальнице почты, а я сам как барсук, хотя годы еще не старые.

— Привет, — крикнул, подходя, Вихура. — Как там мой бензин?

— С каждой получки на него откладываю.

— Как только демобилизуюсь, сразу фирму импорт — экспорт организую.

— Пан плютоновый, а может, мы с вами сыграем тут в очко под шумок? Отыграться хочется... — предложил Зубрык.

Вихура схватил фельдшера под локоть, отвел в сторону и тихо объяснил:

— Не стоит, пан Станислав, жена не позволяет.

— А которая же это пани? — спросил бывший хорунжий.

— Вон тех двух одинаковых видите? — спросил Франек. — Одна из них командир над обоими Шавелло, а другая — надо мной.

— О, у вас может быть четверо близнецов, — со знанием дела заявил Зубрык и, заметив внезапную бледность на лице Вихуры, быстро добавил: — Речь идет о двух парах близнецов. Это явление, пан плютоновый, как цвет глаз или волос, наследственное...

К молодым подошел дружка в гуральском наряде и предупредил:

— Как музыка заиграет, так сразу же идите.

Дружки бросили сигареты, растоптали окурки. Рядом с ними шел Григорий, внимательно посматривая по сторонам. Под сливой, усыпанной плодами, он увидел Лидку. Подошел к ней сзади, сорвал несколько слив и, положив одну в рот, протянул остальные на открытой ладони.

— Хочешь? Присматривался я к подружкам невест — все красивые, а сердце молчит. Не бьется быстрее.

Удивленный, что девушка не оборачивается и не отвечает, он обошел вокруг и заглянул ей в лицо.

— Что с тобой? — Он заметил в ее глазах слезы. — Скажи кто, так я его... Ну скажи, —. сжал он зубы и подтянул рукава.

— Шутить все могут, а чтобы как Янек и Маруся...

— Лидка, стоит тебе только захотеть, и каждый...

— Каждый?

— Конечно.

— А ты?

— Я?

Все оказалось так ясно и просто. И как Григорию раньше это в голову не приходило! Сердце у него забилось сильнее, но вдруг в него вкралось сомнение.

— Ты же в Грузию не поедешь.

— Поеду, Гжесь, если хочешь. — Она подняла на него глаза, сиявшие радостью.

В этот момент загремел барабан, запела скрипка, заиграл триумфальный марш.

Молодые шли через сад, полный зрелых, сочных плодов, мимо столов, ломящихся от различных яств, по зеленой траве, усеянной солнечными зайчиками. За молодыми двинулись подружки и дружки — и среди них генерал, подпоручник Лажевский, Томаш Черешняк и Константин Шавелло; Шарик, важно переставляя лапы, шагал рядом.

Около дома стояли родители Гонораты. Мать на подносе, накрытом вышитым полотенцем, держала хлеб и соль. Тут же стояли родители Густлика, отец Янека в старшина Черноусов, похудевший после госпиталя и опирающийся на палку.

Молодые низко поклонились родителям, выслушали их благословение. Оркестр заиграл что-то торжественное.

Потом музыканты перестали играть.

— Гости дорогие, просим к столу. Как говорится, чем богаты, тем и рады...

— Люди, люди! — кричал седой высокий мужчина, несший большой фотоаппарат на штативе. — Сначала фотографию надо сделать, потому что потом не то получится...

— Фотографироваться... Правильно. Только побыстрее, — раздались голоса.

Извиняясь взаимно и приглашая друг друга, гости плотнее становились у стены, на ступеньках, на веранде. Впереди — дети, а в первом ряду молодые парни присаживались на колени или ложились на траву; в общем, все делалось как всегда при таком групповом фотографировании.

— Старшина! — крикнула Маруся. — Идите сюда поближе, вы здесь мой отец.

— Хорошо, дочка, — прихрамывая, подошел поближе усатый старшина. — Вот, после войны хромым остался.

— На снимке не будет заметно, — ободрил его Янек.

Григорий, держа за руку Лидку, старался втиснуться в самую середину группы.

— Ты куда? — придержал его Кос.

— Неженатые — в сторону, — заворчал Густлик.