— Мы не заметили.
Чему вы ухмыляетесь? Не заметили! Если это та тем серьезнее проступок. Младший офицер — и не видит старшего на улице. Как же вы видите противника на местности?
Рокка перестал улыбаться, склонил голову набок, подняв палец, начал с притворной серьезностью объяснять:
— Видишь ли, какая тут закавыка: у меня что-то вроде слепоты на цвета. Я не различаю толком серого цвета. Зато зеленый вижу хорошо и обхожусь с неприятелем как надо. А наши офицеры одеты в серое, вот я их и не вижу. Такое вот дело. Блестящее я, правда, вижу, так что шпор твои заметил, это уж будь спокоен. Просто замечательные шпоры!
— Какой вы части? Какой части, я спрашиваю? Фамилия? Назовите вашу фамилию! — Капитана душила такая ярость, что он потерял способность ясно соображать и только повторял: — Какая часть?! Какая часть?!
— Санный батальон Куопио, хи-хи-хи.
Ванхала обычно в таких случаях помалкивал, но речь Рокки завела его, он отпустил вожжи и — соблазн был так велик — перестал сдерживать себя.
— Я арестую вас. Марш на гауптвахту!
— Братцы, бежим. Ванхала, дай мне пластинки.
У Ванхалы в одной руке был патефон, в другой — пакет с пластинками, и Рокка подхватил его, чтобы Ванхале было легче бежать. Хиетанен и Ванхала поняли, что Рокка не шутит, и дунули вслед за ним. В нескольких метрах поодаль, как на заказ, начинался узкий переулок. В нем они и исчезли, оставив на улице капитана, который кричал им вслед:
— Держите их! Держите!… Сто-о-ой!
Дружки пробежали квартал, нырнули в следующую улицу и, только обогнув несколько углов, сочли себя в безопасности. Задыхаясь и отдуваясь, Рокка сказал:
— Позор нам, здоровым дядям, бегать от такого хмыря, но я не хочу идти из-за него на губу. Тут может завариться такая каша, что мы не расхлебаем ее и за две недели.
Они шли, оглядываясь, но погони не было. Капитан не бросился им вдогонку, а шедшие по улице солдаты, заслышав его вопли, поспешно скрывались. Они без долгих раздумий принимали сторону трех дружков и ни за что не стали бы их ловить, разве что для видимости подчиняясь приказу.
Ванхала блаженно улыбался. Он впервые осмелился подшутить над офицером:
— Ожесточенный бой в целях дезориентации противника, хи-хи-хи.
— А что с этим делать? — Хиетанен указал на приближавшегося к ним верхом на породистой лошади подполковника, который оглядывался по сторонам, явно упиваясь собственным величием.
— Тут я пас, — сказал Рокка, пользуясь языком картежников, и шмыгнул в подворотню. Хиетанен и Ванхала следовали за ним, и все трое наблюдали оттуда, как подполковник проезжает мимо. Они продолжили свой путь, следуя за двумя военными чиновниками и армейским священником, которые шагали впереди них, оживленно беседуя.
— …Вепсы, кажется, лучше всех сохранили народный дух…
— …Самым разумным было бы дать православной вере умереть естественным образом, коль скоро большевики так долго ее душили. Возрождение религиозной жизни должно бы идти по линии лютеранства. Крещение всех детей отныне следовало бы предоставить евангелической церкви. Речь идет, конечно, не о преследовании старой религии, но, действуя естественным путем…
— …Русских все же следует отделить. Вероятно, это разрешится путем переселения, как только немцы овладеют всей европейской частью России.
Священник и чиновники свернули на другую улицу. В угловом доме помещалось какое-то военное учреждение; во дворе солдат держал под уздцы запряженную в двухколесную коляску лошадь. Из дома вышел лейтенант с красивой «лоттой». Лейтенант преувеличенно галантно поклонился и сказал:
— Экипаж подан, ваше изящество. Окажите мне честь и разрешите показать вам Яанислинну с высоты этой старой коляски.
«Лотта», смеясь, села в коляску:
— Ты неисправим… Фи, как я только осмелилась?…
Возница стал по стойке «смирно», отдал поводья лейтенанту, и коляска тронулась, покачиваясь на рессорах.
— Все в порядке, — смеясь, сказал Рокка. Он от души забавлялся, решив, что «лотта» и лейтенант любовники.
Внезапно они остановились: их взору открылась картина, от которой кровь быстрее побежала в жилах. По улице навстречу им двигался отряд финских студенток. Эти молоденькие девушки добровольцами приехали навести в городе чистоту. Они шли сомкнутыми рядами, пытаясь даже шагать в ногу, но из этого ничего не получалось, несмотря на все их старания. На девушках были коричневые комбинезоны, деревянные башмаки и пилотки, из-под которых «упрямо и задорно» выбивались кудри. Звонкими и чистыми голосами они пели: «Русскому духу в Финляндии не быть…»
Читать дальше