Вяйнё Линна - Неизвестный солдат

Рахикайнен с Сихвоненом отползли еще дальше, а Ванхала стал бесшумно подползать по тропе к станине. Он благополучно добрался до нее и стал осторожно оттаскивать станину в сторону. Разумеется, станина звякнула о единственный камень, который был на тропе, и очередь из ручного пулемета хлестнула по земле вокруг Ванхалы. Он вскинул станину на плечо и, уже не таясь, побежал в укрытие к своим. Немного отдышавшись, он захихикал. Этот поступок придал ему такой уверенности в себе, что он решил не оставлять Лехто на произвол судьбы и любым способом выяснить, что с ним. Он видел лишь одну возможность сделать это и зычно позвал:

— Лехто-о-о!

Ему злобно ответил ручной пулемет, но других звуков не было.

— Не кричи так, братец. Пора бы уже и понять, что его нет в живых. Иначе он давно бы подал голос.

— Что там шуршит? — спросил Сихвонен.

Они прислушались, но все было тихо. Прочь от этого зловещего места! Они поспешно отошли назад. После гибели Лехто они чувствовали себя как-то особенно беспомощными. Нельзя сказать, чтобы они так уж любили своего командира отделения, однако его смелость и грубая, беспардонная резкость снискали их доверие. В их глазах он обладал превосходством даже над противником, казалось, что он неуязвим. И вот теперь он убит очередью из ручного пулемета, посланной наугад. Они уже много раз видели, как люди умирают, но смерть Лехто казалась самой страшной. Остаться там одному, в темноте, перед самым носом у врага! Они еще помнили его слабый стон — предостерегающий, удивленный и жалобный.

Про Риитаою они за все это время не вспомнили ни разу. Скорее всего, тот лежит, скованный страхом, где-нибудь поблизости от тропы. Возвращаясь, они несколько раз негромко позвали его по имени, но он не отвечал. Пройдя чуть дальше, они немного поискали его на краю болотистого луга.

— Куда мог спрятаться этот обормот? — проговорил Сихвонен.

— Наверное, вернулся к нашим, — сказал Рахикайнен. — Искать человека в этих болотах — безнадежное дело.

Ориентируясь по звукам стрельбы, они пошли к шоссе, уверенные, что выйдут в тыл к своим.

Придя в сознание в первый раз, Лехто почувствовал лишь сильную боль. Затем его снова окутала милосердная тьма. Однако его крепкий организм так просто не сдавался, и он пришел в сознание вторично. Сначала он ничего не мог вспомнить, не знал, где он и что с ним произошло. Он чувствовал жгучую, рвущую боль где-то в груди и в области живота. Потом вспомнил, что шагал по тропе, и сообразил, где он: на той же самой тропе.

Превозмогая жестокую боль, он ощупал себя. На груди, под сердцем, была кровь, что-то мокрое и теплое чувствовал он и на спине. Когда он пошевелился, ему показалось, что в животе у него повернули нож. Ноги были совершенно бесчувственные, да и вся нижняя часть тела тоже. Постепенно он понял, что у него поврежден позвоночник и парализованы ноги.

Ему стало ясно, что конец близок.

Лехто тихо застонал и с минуту подождал, отчаявшийся и равнодушный ко всему. Впервые в жизни он был сломлен, но и тут яростная боль вновь пробудила его волю. В нем не осталось той надежды, которая заставляем человека верить в спасение даже вопреки очевидному. Он сознавал свое положение так же однозначно, без прикрас, как и всегда воспринимал жизнь. Он подумал о своем отделении, но не стал звать на помощь, как поступил бы на его месте любой другой. Он знал, что только продлит тем самым смертные муки, ибо был уверен, что жить ему осталось лишь несколько часов. Во время марша на болоте те они говорили о раненых и их судьбах в этом походе. Шприц с морфием, молитва нищего духом батальонного священника — вот все, что им могли предложить.

Убедившись, что верхняя часть его живота прошита несколькими пулями, он уже не сомневался в том, что скоро умрет. Он знал также, что противник совсем близко, ибо с той стороны шоссе явственно слышались тихий кашель и шепот. Положение подсказывало лишь один выход, и он стал искать винтовку. Пошарил вокруг себя рукой, но ничего не нашел. Гранат пулеметчики с собой не взяли, так как несли большое количество патронов. Он подумал о ноже, но эта мысль показалась ему чересчур ужасной, тем более что он знал: у него едва ли хватит сил управиться с ним. Лехто продолжал ощупывать землю вокруг себя. Малейшее движение усиливало и без того нестерпимую боль, и он снова потерял сознание.

Когда сознание вернулось к нему в очередной раз, он почувствовал, что силы его иссякают. Боль не уменьшалась. Хриплый стон пополам со слезами вырвался из его груди, и, хоть он был уверен, что своих вблизи нет, все же, выплюнув изо рта кровь, сдавленным голосом позвал: