Владимир Каржавин - Небесные мстители

Он набрал тысячу метров, покружил над лесом, большим колхозным полем, заводскими окраинами. Дома, стоявшие там, отсюда казались маленькими, игрушечными. А небо какое! Совершенно чистое, ни малейшей облачности. Как раз для полетов.

Званцев круто повернул самолет, сбросил газ. Скорость упала, пора входить в штопор. Так, хорошо, высота все меньше и меньше. Самолет идет к земле с вращениями. А теперь самое главное – выход из штопора! Для этого достаточно ручку управления перевести в нейтральное положение, и самолет сам все сделает.

Но что это? Машина не слушалась. Ее по-прежнему штопорило.

Виток, еще виток. Званцев почувствовал, как играют нервы, и покрылся потом. За свою летную практику он штопорил на «У-2» десятки раз, и лично, и с курсантами. Что случилось с машиной сейчас? Земля уже совсем близко.

Все-таки он вырулил, но посадил самолет не на взлетном поле, а на лесной поляне, врезался в чащу.

Придя в сознание, Игорь услышал цокот мотоцикла. К ним спешили начлет Грачковский и двое санитаров. У одного из них в руках был большой белый баул с красным крестом.

Званцев не без труда выбрался из кабины. Его волновало только одно. Что с Петром? Услышав слабые стоны, которые издавал чех, он облегченно вздохнул. Жив!

– Если с ним что случится, пойдешь под суд, – заорал Грачковский, подбежав к самолету, и обложил Званцева крепким матом.

Петр тем временем открыл глаза и попытался улыбнуться.

– Да жив он, – сказал Званцев, кивнул в его сторону и ухватился за крыло, чтобы не упасть. Голова сильно кружилась, к груди подступила тошнота.

Если бы он знал, что эта катастрофа будет поворотным пунктом в его дальнейшей жизни!

Их поместили в медсанчасть завода, в одной палате, на соседних койках. Званцев отделался сотрясением мозга и переломом левой руки. У Петра была сломана ключица и повреждено колено.

Начались хождения в палату. Первым посетителем, конечно же, стал Трясогузкин.

Секретарь парткома погрозил Званцеву пальцем, отругал его, правда, без мата, кивнул в сторону койки, на которой лежал Петр, и заявил:

– Ты его чуть не угробил, поэтому шефствуй над ним, чтобы их глава не имел к нам претензий.

Но руководитель чехословацкой делегации не только не предъявил претензии за полет на грани, но и попросил руководство завода поощрить летчика-инструктора, который показал свое мастерство, выйдя из штопора у самой земли.

Вскоре Игорь и Петр стали прогуливаться в небольшом скверике у медсанчасти. Ноги у Званцева были в порядке, а чех передвигался, опираясь на палочку.

Они много разговаривали, конечно, на русском, ведь чешским Игорь не владел. Прошла неделя, и Петр уже говорил почти без акцента. Он постоянно расспрашивал товарища по несчастью о работе, учебе, увлечениях, при этом лишь однажды, как бы невзначай, поинтересовался семьей.

А что Игорь Званцев мог поведать о своей семье? Его воспитывала одна мать, учительница немецкого языка. Отец погиб в Первую мировую войну, которую чехи называли Великой.

Он задал было и Петру вопрос о семье, но тот ушел от ответа, лишь с непонятным волнением в голосе спросил:

– А кем был твой отец на войне?

– Летчик, поручик Званцев Николай Порфирьевич. Его самолет сбили в шестнадцатом над позицией австро-венгров. Может, именно поэтому меня тянет к авиации.

Игорь окинул взглядом собеседника. Ему показалось, что его чешский друг хочет сказать что-то важное, но не решается. Так и случилось, но только после.

Утром в день отъезда Петр в полной военной форме зашел попрощаться. В отличие от Игоря, он почти выздоровел, лишь немного прихрамывал. Примерно через час за ним должен был заехать представитель чехословацкого посольства. Летчики, товарищи Петра, несколько дней назад, пока он долечивался, отбыли домой на новых скоростных «СБ-2».

Они стояли друг против друга в том самом скверике у медсанчасти, где каждый день совершали прогулки. Ласковое майское солнце предвещало хороший день.

Прощаясь, Игорь улыбнулся, протянул руку. Петр в ответ сделал то же самое. Но в руке у него что-то было.

– Это тебе. Прочти и никому не показывай, – негромко сказал Петр, вложив конверт в ладонь Игоря.

Званцев снова почувствовал волнение в его голосе.

Он осторожно вскрыл заклеенный конверт из плотной бумаги, достал листок, развернул. Ни на конверте, ни на листке имени и адреса не было. Но это письмо было послано именно ему, Званцеву Игорю Николаевичу.

Здравствуй, дорогой сын!