– Есть!
В класс, неслышно ступая, вошёл маленький, неказистый солдат. Поверх солдатских сапог были надеты какие-то чудные тапки, связанные из шерсти, он весь был обвешан какими–то шнурками. Но в белом маскхалате и каске, как полагается. Бережно, как ребёнка, он нёс свою винтовку. Грозно поблёскивал её оптический прицел. Номоконов – сам Сибирский шаман! Самый результативный советский снайпер. За его голову Ставкой Гитлера обещана огромная премия. Макаров бросился ему навстречу, радостно затряс его руку:
–Семён Данилович, сердечно рад! Наслышан, наслышан, восхищаюсь! – в волнении заговорил Макаров. – Срочно нужна ваша помощь! Туда, – кивнул Макаров в окно, – офицер фашистский ушёл, с группой солдат. Думаю, они в центр идут, у них там штаб. Офицер мне живым нужен. Допросить его надо. Их пятнадцать человек. а может, уже меньше. Успеем до темноты?
– Попробуем, – степенно ответил Номоконов.
– Петренко, Балуев, Ушаков – за мной! – крикнул Макаров почти весело. Будто не на опасное задание звал, а в колхозный сад яблоки воровать. Война стала его миром. Его спасением. Без войны он себя больше не мыслил. Ему – двадцать семь… Вся грудь уже в орденах.
Все пятеро выбрались наружу, и, передвигаясь короткими перебежками, быстро пересекли школьный двор. В мгновение ока они растворились в воздухе.
Они крались вдоль заснеженных обломков города, вдоль обезображенных зданий. Обходили стороной брошенные грузовики – могут заминировать. Через полчаса мелькнули впереди серые тени. Как крысы. И бесследно исчезли. Один только Номоконов заметил, куда – в полуразрушенный магазин, через бреши, бывшие когда-то стеклянными витринами большого магазина. Он два раза тихо свистнул, и перед ним возник Макаров, вопросительно посмотрел. Номоконов молча кивнул на магазин. Выйти оттуда они могут только на соседнюю, параллельную улицу. Макаров без слов понял таёжного охотника.
В считанные минуты три снайпера заняли позиции. На параллельной улице – Петренко и Балуев взяли на прицел выходы из магазина. Совсем скоро и близко сухо защёлкали выстрелы. Макаров склонился над врагами. Нет. Нет. Ещё? Нет. Солдат. Простой солдат. Опять ушёл, гад?!
– Он там, – сдавленно произнёс Макаров и кивнул на магазин.
– Мы прочесали весь магазин, там никого, – возразил Балуев.
Ушёл! Ничего… Возьмём тебя в кольцо! Никуда ты не денешься!
Макаров возвращался, крайне разочарованный. И Номоконов был слишком молчалив. Тоже недоволен. Задача не выполнена.
XI
II
Мы спрятались в полуразрушенном магазине. По крайней мере, в стенах этого здания было что-то похожее на выбитые витрины. Смеркалось. Мы планировали явиться в штаб Шестой армии до темноты. Для этого следовало выйти на соседнюю, параллельную улицу. Оттуда – перебежками и ползком преодолеть ещё четыре квартала. А там уже наша территория. Я так рассчитал. Как выяснилось, правильно.
Осталось нас семеро, я, пятеро солдат и Фриди, старший лейтенант. Перед выходом на улицу он огляделся и дал нам знак выходить. Мы осторожно двинулись. Замыкали шествие я и Курт Кассель, – мой земляк, тоже из Дрездена.
Первые пятеро вышли на мёртвую улицу. Действительно, всё было спокойно. Вдруг один из солдат беспомощно раскинул руки и упал на спину. Фриди бросился к нему, но сам получил пулю. Почти одновременно на землю упали оставшиеся трое. Мы с Куртом бросились назад. Раненые сразу же поползли по грязной снежной каше, ища укрытия.
Опять снайперы!
Выходить на соседнюю улицу нельзя – все выходы, скорее всего, ими контролируются. Мы с Куртом поспешно залегли под ледяную плиту, – я успел заметить под ней углубление наподобие могилы. Так оно, в сущности, и было…
Но как быть с ранеными? Я принял решение выждать, пока уйдут снайперы, перевязать раненых и, рассеявшись, порознь идти в штаб.
Русские рассудили по-другому. Они подошли к раненым и превратили их в пленных. А остались лежать в своей добровольной могиле, как трусливые ящерицы.
– Останемся здесь, пока не стемнеет, – прошептал я. – Они могут ждать нас. Не шевелись.
– Есть, – отозвался тот, тоже шёпотом. Бледный, растерянный, истощённый юнец. Ефрейтор Курт Кассель. Я был страшно рад встретить дрезденца в этом пекле. Это как учуять запах родного дома в тюрьме.
Во рту у нас не было ни крошки уже вторые сутки. Нестерпимо хотелось пить. О том, чтобы выйти за снегом, не могло быть и речи. Так мы пролежали несколько часов, долгих, томительных часов. Лишь когда ночь опустилась на этот злобный город, мы осторожно выбрались.
Читать дальше