А вокруг утопленника – чумазый танковый народ уж собрался, матятся! Каждый умные советы дает. Летеху того затюкали уж, пацана. Ваня молча – прыг на броню, и механика так, по-отцовски, по плечу ладошкой: вылазь, мол!
Тут «эмка», трясясь по бревнам, подлетает. Генерал-майор, пехотный комдив, морда красная, спиртягой от него за версту несет, злющий, на ходу кобуру расстегивая, на лейтенантишку, как тот беркут на ягненка:
–Е… твою мать, и так, и разэтак,– и по-солдатски, по-окопному, так и понес!
–Через пять минут, -кричит на все болото, дизельный гул перебивая, -не уберешь свою гробину, твою дивизию-мать, я тебя тут на месте! Пристрелю! Собственной рукой! Как собаку!
–Видимо, -решил так Ваня, -получил он только-только от начальства хороший нагоняй за слабый темп марша. Летеха онемел, как воробышек перед удавом, и только глазами моргает. Может быть, человек в первый раз живого генерала и видит!
Уехал комдив. Ребята вдруг замолчали, стали расходиться по машинам: попадешь еще дураку под горячую руку! Пьяный, он дурак дважды.
–Сжатым че, не запускается?! –Иван кивает на компрессор, на механика не глядя.
–Кончился уж воздух…-тянет тот кисло.
–Аккумуляторы давно подзаряжал? – Иван уж за рычагами танкошлем его узковатый натягивает, -выставляй их наружу, суши, должен ухватить! -И кричит уже летехе:
–Если заведется, я его только глубже толкну, так что не обижайся, командир! Пойдет, только вниз! –и смеется уже, озорно подмигнув, -соглашайся, парень, а то и в самом деле, едрена вошь, расстреляет тебя пехота!
И правда, только провода, насухо вытерев клеммы, накинули, крутанул Ваня стартер раз –только недовольно кашлянул дизель, выхлопными глухо забулькотев, крутанул два – и взревел, родной! Ребята счастливому летехе руку жмут, поздравляют: – Да куда там! Это ж Иван с первой роты! С лета сорок первого на тридцатьчетверке, знает ее, заразу, как…
И не заметил же почти никто, как «эмка» та опять, тут как тут! Генерал, моложавый, лет около тридцати, в одном кителе, шатаясь, молча, с каменным лицом, опять идет к танку, на ходу затвор тэтэшника передергивая. Вплотную подойдя сзади к летехе, приставил пистолет к виску, а тот не понял, что там, рот до ушей еще от радости, оборачивает голову –и выстрел! Все!! Танкошлем с него как ветром в болото сдуло! Генерал же повернулся и спокойно пошел к машине, медленно застегивая кобуру и аккуратно, чтобы не испачкать сверкающие сапоги, обходя вонючую грязь.
Иван, прогазовывая мотор, всего этого не видел, только близкий выстрел заставил его повернуть голову, чуть высунувшись из люка. Видит, летеха с дыркой в голове, распластавшись на гати и кроваво запенившись, уже доходит, суча ногами. Первая, конечно, мысль: снайпер! Но поворачивает голову, а генерал уж тщательно сапоги вытирает о траву, спокойно в машину садясь. Ребята, кто был рядом, с раскрытыми ртами так и застыли, онемев.
–Он? – спокойно спрашивает Иван механика, кивнув в сторону фыркнувшей «эмки». Тот трясется, лоб в крупных каплях пота:
–А-а!…Да!! А к-кто ж… Пьяный… к-как та… с-соба-к-ка…Сду-р-ру!…Погу-б-бил хло-пца, кур-рва! – и отвернулся, сдернув танкошлем.
Иван – к боеукладке, осколочный в казенник!
Правая ладонь лежит привычно на маховике поворота башни, левая, наперекрест правой, наводит орудие. « Эмка» – вот она, в оптике! Ну, с-сука!!!
…А потом он, очень спокойно, напевая что-то веселое, столкнул-таки ту проклятую «тридцатьчетверку» подальше, в болото, и, разом взревевшая колонна двинулась вперед. Летеха, командир, с ужасом поглядывая, как Иван, как ни в чем не бывало, привычно ведет танк, оцепенело молчал, пока наводчик не толкнул его в плечо, кивнув на закашлявший танкошлем. Комбат на волне ротного спрашивал, кто разнес «эмку». И, переспросив еще дважды, отключился.
–Что же теперь будет-то? Ведь расстреляют тебя, Вань, – участливо, но пряча глаза, тихо сказал лейтенант, едва спрыгнули они на траву, заглуша на берегу мотор, -ведь не тюху-матюху угробил…
– Не ссы ты, командир, все нормально, –смачно сплюнув и своими выцветшими глазами в первые в упор и глубоко заглянув в глаза лейтенанта, произнес Иван -не тюху…Сволочь кончил, жалко его водилу только…А что касаемо…Подо мной, едрена вошь, восемь машин сгорело. Все равно мне как-то…Днем раньше, днем позже. Я столько ребят уж схоронил, что и самому…тут уже нечего…делать. Ладно. Лишь бы не мучили, а…сразу! Едрен-на вошь!!
Подошли и ребята, переживают, головами качают. Ротный, со словами:
Читать дальше