Александр Хан-Рязанский - Каждому аз воздам!

Стояли последние теплые деньки бабьего лета. Середина осени 1996 года. Тихий провинциальный городок Ряжск, что на Рязанщине. На площади Советской, бывшей Базарной, на которой когда-то, до 1924 года, стояла церковь Святой Троицы, в уютном уголке возле магазина «Золотой», сидел крепкий седой старик. На его груди блестел красной эмалью и позолотой довольно внушительный иконостас из орденов и медалей. Почему-то каждую осень, когда природа начинает готовиться к зимней спячке, на него накатывала грусть. Со времен прошедшей войны он не любил осень. Слякоть, ветер, перемена погоды, утренние заморозки, на него действовали удручающе, вызывали депрессию и какую-то непонятную тоску. Она словно напоминала о бренности бытия, в такие минуты почему-то ему всегда вспоминались детские годы и близкие люди, многих из которых уже нет рядом. Он никогда не рассказывал про свою непростую жизнь. Старик просто не любил, когда лезли в шкаф и начинали пересчитывать выстроенные в рядок его скелеты. А там их было предостаточно, он с успехом мог сказать, что список его смертных грехов, как-то подозрительно смахивает на список его жизненных планов. Растревожил себе память, разворошил, как потухший костер, и понесло его по воспоминаниям, сначала детских, безоблачных, потом тревожных, отроческих и не совсем радостных в зрелые годы. Прошло очень много лет, но память коварная штука, ничего не хочет забывать, выдает и выдает все новые и новые эпизоды его шальной жизни. Личный опыт подсказывал, что подарки делает судьба, а в дерьмо влезаешь, как правило, сам, по собственному желанию. Когда-то, в пятидесятые годы, он, по настоянию своего друга и фронтового товарища, переехал в этот уютный старинный город. Он ему нравился своей провинциальностью, жизнь здесь, как будто застопорилась в прошедшем времени, когда он еще молодой и сильный считал, что может перевернуть весь мир. На новом месте он прижился и никогда об этом не жалел. Друга своего, с которым они прошли сквозь огонь и медные трубы, в ужасное для страны военное лихолетье, он похоронил два года назад. И каждый год, осенью не спеша, в день смерти его закадычного друга, он приезжал в сопровождении внука Дмитрия на Братское кладбище, где на военном мемориальном некрополе города Ряжска, нашел своё последнее пристанище его военный друг и соратник, который несколько раз спасал ему жизнь во время войны. Он присел на ступеньки часовни у входа в мемориал и, пока Димка шел по широкой аллее в глубину мемориала, чтобы возложить цветы под центральный обелиск, незаметно достал плоскую карманную фляжку и торопливо отпил несколько глотков. Сыновья и дочь, а также трое уже взрослых внуков категорически, до жуткого скандала, запрещали ему пить спиртное, но в этот день он решил отступить от этого правила. Неожиданно подъехал шикарный джип, из него вышла высокая, красивая в своем возрасте старушка, в сопровождении двух молодых людей и направилась к обелиску. Молодые люди несли огромную корзину гвоздик.

– Степанида? – окликнул её дед! Она подслеповато вгляделась в лицо и всплеснула руками, – Господи, Саша, родной ты мой! Как я рада тебя видеть! И мелкими шажками заспешила к деду. Молодые люди остановились и с интересом стали разглядывать деда. Они трепетно обнялись и застыли. Старушка не выдержала и расплакалась, дед, вынув платок, стал нежно вытирать слезы с её все еще красивых щек. Наконец она отстранилась от деда, перехватила у него носовой платок и начала вытирать запотевшие очки. Дед украдкой сунул ей фляжку с коньяком, она, посмотрела на него с удивлением, но фляжку взяла, сделала большой глоток и крякнув, как мужчина, отдала фляжку деду.

– А ты Стеша, со времен войны так и не научилась пить коньяк!

– Спасибо мой дорогой это было, как нельзя, кстати, вот приехала к Сереже, так как еще не была после похорон на месте его погребения, то болела, то внуки затеяли мой переезд в Рязань, поближе к себе. Она махнула рукой и молодые люди понесли корзину с цветами к монументу.

– Ну, как ты, Саша? Болеешь, наверно? Я тоже, после смерти Сережи стала частенько хандрить.

– Стеша, как говорил твой муж, царствия ему небесного, если тебе уже полтинник, а ты поутру бодро встаешь, и ничего у тебя не болит, значит ты в морге! По аллее возвращался внук Димка, Степанида внимательно стала разглядывать юношу.

– Так-так! Вижу в лице этого молодого человека знакомые черты и характерное телосложение, для сына он слишком молод, а ты слишком стар на такие подвиги, выходит это внук твой?