Михаил Прядухин - В тени больших вишневых деревьев

1

Промедол

–

сильнодействующее обезболивающее средство.

64

Гуляев имел ярко выраженное пристрастие «сидеть на рации»1 и лизнуть всякого, кто хоть немного выше его по зва-нию или должности. Прапорщик с таким качеством мог бы под-няться до небес и сидеть где-нибудь в дивизии, на центральном складе, под кондиционером, воруя продовольствие КамАЗами. Но большая любовь к горячительным напиткам, как кандалы, держала его возле земли. Хотя должность заместителя началь-ника столовой капитана Ковалева – это тоже не хухры-мухры,

и ее даже можно сравнить с бреющим полетом над землей. На тот момент он был прямым командиром Сергея и в при-

казном порядке сказал ему вернуться в палатку на прачку, в общем, он явно не любил Пожидаева. Да и вообще, прапорщик ненавидел весь белый свет и при любом удобном случае под-ставлял кого-нибудь или напрягал. Пожидаев платил ему тем же: органически не переваривал Валеру Гуляева. И дело даже не в том, что прапорщик тогда ударил его, когда не мог попасть

в подсобку. Сергей этого даже и не помнил. А в том, что в свои восемнадцать он первый раз в жизни встретил такого подлого человека. Там, в грезах Пожидаева, под сенью вишен, тоже были ссоры, обиды, драки, но там все это было «по честноку» и не было этих интриг, этой низости…

Война, как лакмусовая бумажка, определяет, кто есть кто, и, как катализатор, возводит в степень темные или светлые сторо-ны человека. Из маленьких подлецов, способных на небольшую пакость, она взращивает стервятников, не гнушающихся ничем, даже человеческой жизнью, для достижения своих меркантиль-ных целей. И, наоборот, из людей, способных делать хорошие дела, она выкристаллизовывает Человека с большой буквы, способного действительно на настоящий поступок, вплоть до самопожертвования ради других.

И, когда Сергей, вернувшись домой, в очередной раз смотрел прекрасный советский фильм «Белорусский вокзал», где поют и плачут, встретившись после долгих лет разлуки, бывшие однополчане, командиры и подчиненные, то он поймал себя на том, что если он встретит Валеру Гуляева, то как минимум заедет ему в морду, хотя с тех пор прошло почти тридцать лет и прапорщику уже далеко за шестьдесят…

1

Сидеть на рации

–

стучать.

65

Гуляев прекрасно осознавал, чем обернется для Пожидаева его приказ. И речь тут идет вовсе не об армейской дисци-плине, а о дедовщине, которая очень хорошо была встроена

в военную машину 12-го Гвардейского полка. Хуже всего то, что прапорщик это делал намеренно, типа для профилактики, чтобы не расслаблялся поваренок. Как говорится, должен быть порядок: каждый сверчок знай свой шесток. Просто подлая натура этого человека получала моральное удовлетворение, когда кому-то было плохо, и его разум, практически полно-стью съеденный алкоголем, как у животного, инстинктивно стремился унижать своих подчиненных, чтобы на их фоне казаться выше.

Отработав смену, Сергей вернулся в палатку на прачке. Войдя в нее, он как ни в чем не бывало прошелся по продо-лу и сел на свою кровать, на которой не сидел больше двух месяцев. Даже в приглушенном свете он краем глаза видел, как, вытаращив шары из орбит, на него смотрели кладовщики, прачки, писари, банщики и прочая гоп-компания, загасившаяся на отшибе полка.

Вообще-то, войска искренне ненавидели всю эту «гоп-компанию», резонно полагая, что им выпала халява и все тяготы армейской службы в боевых условиях они скинули на них, при этом снимая все сливки от войны. Не секрет, что все писари, кладовщики, банщики домой возвращались как минимум с медалью «За б/з»1. Участвуя в разграблении раз-личных складов вместе со своими командирами, они неплохо набивали карманы афошками2 и на дембель тащили баулы шмоток не меньше, чем у офицеров. Ежедневное облизывание своих командиров давало им возможность выезда с ними в Герат на шопинг в дуканы, что было табу для обычного сол-дата. Они еще имели много маленьких, но очень приятных привилегий, которые и не снились какому-нибудь младшему сержанту, стоящему в карауле на пятидесятиградусной жаре и глотающему раскаленную пыль, поднимаемую афганцем3.