Евгений Яськов - Война глазами ребенка

В Киев поезд прибыл ранним утром, только начинало светать. Высадившиеся из вагонов пассажиры поглядывали вверх, указывая на что-то руками. В сером небе виднелось множество каких-то черных клякс. Мы не знали, что это такое. Лишь позже выяснилось, что это были аэростаты воздушного заграждения.

В Киеве мы должны были сесть на пароход и плыть до Гомеля. Оттуда по воде или по суше – до Ветки, а от нее – в деревню Рудню, где и жили наши дедушка и бабушка. Как видим, маршрут был не простой, даже для мирного времени. В условиях же войны даже трудно было представить, как можно было женщине с двумя маленькими детьми и большим багажом преодолеть этот путь. Самое трудное было – это достать билеты на пароход. Люди, родившиеся после войны, вряд ли смогут представить, что творилось на вокзалах и пристанях в годы войны. Они походили на осажденные крепости, которые штурмом брали люди, стремящиеся побыстрее уехать. В такой обстановке маме одной вряд ли удалось бы достать билеты. И здесь сыграл, может быть, лучшую в своей жизни роль Дмитрий Васильевич. Без его помощи мы вряд ли уехали бы из Киева. А в нем у нас не было ни родных, ни близких. Что мы стали бы делать, оставшись там? Скорее всего, разделили бы участь тысяч беженцев, скитавшихся по городам и деревням.

Еще в вагоне Дмитрий Васильевич успокоил маму, пообещав ей помочь нам уехать из Киева. Там же был разработан план, в соответствии с которым мы и стали действовать. План был простой и включал в себя четыре этапа. Этап первый: с вокзала – на Крещатик. Там багаж сгружается и создается временный пункт ожидания. Почему не сразу на пристань, а в центр города, на Крещатик? Не знаю. Скорее всего, Дмитрий Васильевич предполагал, что вряд ли удастся сходу взять билеты и отправить нас в этот же день. По-видимому, у него был предусмотрен на этот случай запасной вариант. Этап второй: я и Света остаемся вместе с багажом в этом пункте ожидания, а Дмитрий Васильевич и мама едут на пристань доставать билеты. Этап третий: покупка, или точнее – «добыча» билетов. И этап четвертый, завершающий: Дмитрий Васильевич и мама с билетами возвращаются, забирают нас и вещи и все мы едем на пристань, на пароход.

План, действительно, был простой, но не так легко было его осуществить. Вообще говоря, шансов на успех было мало. По крайней мере, – на быстрый, но, тем не менее, Дмитрий Васильевич действовал уверенно. Не знаю, верил ли он сам в то, что нас удастся посадить на пароход, но нас он подбадривал и нам не оставалось ничего другого, как тоже верить.

Первых два этапа плана были осуществлены сравнительно быстро. Мы доехали до Крещатика, в скверике было выбрано удобное место, где и должен был разместиться временный пункт ожидания. Один чемодан положили плашмя, а другой и сумку с вареньем поставили впритык к нему. Образовался уголок, куда и положили конверт со Светой. В мои обязанности входило охранять все это богатство. Вообще говоря, задача была не сложной, так как охранять в те годы было не то, чтобы не от кого, но сравнительно легче – народ был другой, старались больше помогать друг другу, а не воровать.

Перед уходом мама сказала:

– Можешь покататься на велосипеде, но далеко не уезжай. А если Света проснется, возьми ее на руки, походи с ней, побаюкай. Ну, а мы скоро вернемся.

Последнее поручение было, конечно, посложнее, но его мне не раз приходилось выполнять, так что опыт был. Одним словом, взрослые «пост сдали», а я «пост принял».

Катание на велосипеде было моим любимым занятием. Трехколесный велосипед мне подарил на день рождения отец. Я с ним не расставался, даже к отцу в штаб на нем ездил. Штаб находился на окраине города в двухэтажном кирпичном здании. В нем были длинные и широкие коридоры, по которым я гонял. Меня знали почти все писаря и часто дарили мне что-нибудь на память: перочинные ножи, карандаши, линейки и т. д. Дома у меня образовалась целая коллекция этих канцелярских вещей. Об этом знали мои товарищи по двору и всячески их у меня выманивали, особенно перочинные ножи.

Дорожки в скверике были чистые, а прохожих было мало, так что можно было показать свое мастерство. Но в то утро мне было не до велосипеда. Еще в вагоне я плохо себя почувствовал. Болел живот, подташнивало, но я не жаловался, терпел – ведь война! Я сел у чемодана, прижавшись к нему спиной, а ноги подтянул к животу, обхватив руками коленки. Думал таким образом заглушить боль. Сколько так просидел, не знаю, но боль не проходила, более того стала резкой. Я терпел. Когда терпеть стало невмоготу, лег животом на землю, но это тоже не помогло. По-видимому, было острое отравление, так как началась рвота. Мои страдания увидел кто-то из прохожих и вызвал скорую помощь, которая вскоре и примчалась.