Александр Тамоников - Выживший на адском острове

– Хватит, Эрик, а то кто-нибудь услышит и донесет в администрацию.

– А смысл? Ну, получит доносчик благодарность… Нас-то не тронут, потому что мы нужны им. Наш рабский труд им нужен.

– А я вот думаю о другом, Эрик, – задумчиво произнес Пехнер.

– О чем же?

– В подполье наверняка не поверят, что нас не повесили только из-за того, что мы нужны на стройке. Решат, что мы предатели.

– Ага, предатели. Ты со своей тачкой совсем разучился думать. Если бы мы в гестапо сдали подполье, всех бы давно арестовали.

– А откуда тебе знать, что их не арестовали?

– Когда нас везли сюда, ты дом Матиса в деревне видел?

Пехнер кивнул:

– Конечно, нас мимо него провели.

– А самого Леона?

– Его не видел.

– А я видел. Он стоял у калитки и смотрел на пленных. А он – важная персона в подполье. Но его не взяли. Значит, и остальных не тронули. Следовательно, мы не предатели.

Пехнер вздохнул:

– Бежать отсюда надо.

Влах тихо проговорил:

– Есть у меня одна идейка.

– Что за идейка?

– Тише, потом…

К ним подошел роттенфюрер из охраны:

– А вам, господа коммунисты и террористы, особое приглашение требуется?

Непривычно вежливо обошелся, мог бы и избить.

– Извините, господин офицер, уже бежим.

Узники кинулись в строй.

Роттенфюрер усмехнулся. Ему было приятно, что его, ефрейтора, назвали офицером.

Строй двинулся к столовой. На обед, как всегда, дали постный суп, надоевшую соленую рыбу, сто граммов хлеба и кружку чая – похоже, на всех заварили только одну пачку. Но и на том спасибо. Отобедав, узники вернулись в бараки, где упали на пол между нарами. До отбоя ложиться на доски строго запрещалось.

Быстро пролетели эти минуты отдыха.

Прозвучала команда:

– Выходи строиться, бездельники!

Это они-то, вырабатывающие по пять-шесть обычных норм, бездельники? Но – не поспоришь, себе дороже выйдет.

Узников повели к конусам и площадке.

Там, берясь за тачку, Пехнер повторил свой вопрос:

– Так что за идейка, Эрик?

– Справа утес видишь? – кивнул Пехнер.

– Ну и что? Да и не утес это – обычный обрыв.

– Нет, не обычный. Там внизу, в заводи, привязана лодка. Двуместная. Ее отсюда не видно.

– Ну и что?

– На ней можно уплыть. Оттуда до берега, до деревни Туир, всего метров восемьсот.

– Уплыть на виду у эсэсовцев?

– Ночью.

– Ага. И кто тебя ночью из барака выпустит?

– Странный ты, Апсель. Мы что, разрешение спрашивать будем? Выйдем в сортир, это разрешено, а там – стены из досок. Тихо выломаем пару-тройку, а дальше вдоль колючки к конусу, оттуда – к обрыву и – в море. Лагерь-то, как и остров, не имеет вышки с прожекторами, а от генератора освещается только основной сектор да площадка у штаба…

Их разговор снова прервал все тот же роттенфюрер:

– Опять нарушаем? Пора наказать.

Влах изобразил покорность:

– Извините, ради всего святого, герр офицер. Руки уже не держат эти тачки.

– Работать, скоты!

Влах с Пехнером покатили тачки под загрузку.

Но до окончания смены работать не пришлось. Бригада строителей наконец-то достроила дом.

За дело взялись отделочники.

Основной массе было приказано отвезти тачки к конусам, собрать инструмент, доставить его к казарме, ужинать и отдыхать. Невиданное дело: начальник лагеря разрешил даже лежать на нарах до отбоя. Только ворота до поверки заперли на замок.

Узники собрали инструмент и двинулись к казарме. Там под присмотром эсэсовцев сложили его в одном месте.

Послышалась команда:

– Ужин!

И вновь странное обстоятельство – ужин был объявлен почти на час раньше.

Вернувшись в барак, друзья упали на нары рядом друг с другом.

– Не понимаю, – проговорил Влах.

– Что ты не понимаешь? – спросил Пехнер.

– Ничего не понимаю.

– Закончили работу, вот и загнали всех в барак. А чтобы не гонять надзирателей, разрешили лежать на нарах и заперли. Думаю, завтра нас переведут на материк и отправят еще куда-нибудь строить или ломать, а может, перебьют всех к чертовой матери.

– Хотели бы, давно бы уже всех перестреляли. И – в воду. Наверное, ты прав, увезут нас отсюда и уже завтра. Следовательно – что?

– Что? – безразлично спросил Пехнер.

– Бежать этой ночью надо, вот что.

Пехнер повернулся к другу:

– Ты извини, Эрик, я еще пожить хочу.

– Почему-то ты не думал об этом, когда шел взрывать электростанцию.

– Тогда я другим был. Сейчас сломали. Да-да, не смотри на меня так. Сломали Апселя Пехнера. Все-таки десять лет каторжных работ когда-то закончатся, а с победой Германии вполне возможна амнистия. Я, Эрик, к Марте хочу, домой, понимаешь?