Мария Ильина - Прошлое в настоящем

Толстая тетка в белом халате и с ниткой крупных розовых бусин на шее окинула цепким взглядом тощую фигурку в желтом платье с оборками и бросила раздраженно:

– Адрес, фамилия? Когда были последний раз?

– Петрова, 9-я Парковая, дом 9. Думаю, давно сюда не приходила.

– Карта хоть есть?

– Не знаю! Должна быть…

Тетка надолго отошла, потом вернулась с тощим желтым конвертиком в руках.

– Идите в восьмой кабинет, карту потом принесу. Доктор Литвинов Анатолий Вадимович.

У белой облезлой двери с надписью «Врач-психиатр» сидел на банкетке толстый неухоженный дядька с седой щетиной и отсутствующим взглядом.

– Вы последний к Литвинову?

– Угу.

– Мы будем за вами.

– Угу.

Таня хотела было сесть рядом с ним, но, ощутив запах давно не мытого тела, отшатнулась и ограничилась тем, что усадила «сестренку» на край лавки, а сама встала у окна.

Очередь подошла на удивление быстро. Они вошли в маленький, но светлый кабинет. Старый, заваленный папками стол, включенный компьютер. Крупный плечистый парень в белом халате что-то торопливо строчил в толстой растрепанной карте. Короткие волосы, острый нос, ямочка на подбородке – всё ничего, но взгляд высокомерный, отталкивающий.

– Анатолий Вадимович, здравствуйте!

– Добрый день, присаживайтесь! – бросил со вздохом и откинулся на спинку кресла, будто давая понять, что все ему смертельно надоели.

Девушка помялась немного, покраснела и выпалила:

– Бабушку привела, родственницу… Мне приглядывать за ней поручили, заботиться, а она всё с игрушкой возится и… – Таня с опаской глянула на Серафиму; а та уже устроилась в большом кресле, развязала мешок и вытащила игрушку. – И называет меня Лизой, так сестру ее пропавшую звали… Та ушла еще в сорок седьмом, а она всё ждала… Ужас просто! Не знаю, что делать, и спросить не у кого. Человек, который за ней ухаживал, умер, а остальные не знают ничего.

В глазах Литвинова мелькнули интерес и злая ирония.

– То есть никакая она вам не бабушка, и знакомы вы всего ничего… Вам работу предложили, я правильно понял? – Взгляд доктора стал совсем насмешливым. – Может, завещание написали?

Таня возмутилась, взмахнула рукой.

– Нет, что вы! Что вы! Это бабка отчима. Он пожить у нее предложил, чтобы в институт ездить ближе и… – прошептала, покраснев еще сильнее, – чтобы им не мешать…

Анатолий вздохнул. «Клевая девка, фигура что надо! Жалко ее. Молоденькая совсем, тут бы отрываться по полной, а предки такую свинью подложили».

– Да не волнуйтесь! Проживание в обмен на уход – обычное дело. Сейчас попробую вам помочь! – Врач улыбнулся вполне приветливо; затем вытащил из конверта тонкую карту, полистал.

– Последнее посещение – в 1987 году. Вторая группа бессрочно. Так-так, сейчас посмотрю…

Лечилась стационарно, видимо, всего раз, по крайней мере, выписка всего одна, старая, выцветшая, от 1978 года, сделанная на пишущей машинке, с дырками вместо некоторых букв. Чтобы не разбирать рукописные каракули, начал быстро просматривать текст.

Шизофрения неврозоподобная, на органически неполноценной почве.

Анамнез: родилась в г. Евпатория в семье школьного учителя, вторым ребенком в семье. Отец погиб в самом начале войны. В июле 1941 года мать больной увезла двоих несовершеннолетних дочерей из города к родственникам в деревню, в Бахчисарайский район. В связи с оккупацией домой вернуться не смогли. В конце 1943 года многие жители деревни (в том числе мать больной) расстреляны карателями, деревня сожжена в рамках создания гитлеровцами «мертвой зоны». Девочкам чудом удалось спастись: ходили в горы за грибами. Под влиянием психотравмирующей ситуации и последующего перехода через горы в поисках своих наша пациентка перенесла длительную лихорадку, после чего стала заметно отставать в развитии, не справлялась со школьной программой, была тревожна, замкнута, ни с кем, кроме старшей сестры, не общалась.

Вскоре после освобождения Крыма старшая сестра вышла замуж и вернулась в Евпаторию, оформила опекунство над сестрой. Обращалась за помощью к врачам, девочка принимала лечение, состояние улучшилось, стала спокойнее, начала посещать школу, с программой справлялась плохо. Была сильно привязана к старшей сестре, после смерти которой в 1947 году состояние резко ухудшилось, стала беспокойна, кричала, что «фашисты увели Лизу», плакала, не спала, везде искала сестру, бегала по городу. Особенно часто приходила на кладбище, где старшая сестра была убита любовником. Создавалось впечатление, что девочка что-то знает о происшествии. Девочка еще больше замкнулась в себе, на вопросы не отвечала, на контакт не шла, вела себя неадекватно, была направлена в ПБ, где проходила лечение с декабря 1947 года по март 1948 года, выписана с улучшением.