Дмитрий Ли - Журавли покидают гнезда

— Я верил, что сила любви непреодолима, поэтому пытался сделать невозможное — подчинить разум чувству, — выговорил Санхо, вглядываясь в ее лицо. — Теперь я понял глупость моей затеи. И мне страшно от сомнения — любила ли ты меня вообще?

— Я и сейчас люблю тебя, Санхо, — сказала Синдо, прижавшись грудью к его спине. — Останься, родной. Нам будет опять хорошо.

— Не будет. Убьют тебя, Синдо. — С этими словами он повернулся к ней, стал целовать лицо, руки.

— Нас могут увидеть, — едва слышно прошептала Синдо и, ощутив на щеках его слезы, прильнула губами к его глазам.

— Уедем отсюда, уедем, — настойчиво и страстно твердил Санхо. — Там у нас есть все. Какое счастье видеть тебя дома! Ты поглощена заботами о своих детях! Ты в кругу женщин, завидующих твоей красоте и уму! Ты всегда рядом со мной! Поверь, Синдо, как это нужно!

Синдо расслабила руки, и Санхо почувствовал, как остыли ее губы.

— Нет, не могу я уехать. Не могу, понимаешь, — повторяла она, испуганно пятясь от него, будто боялась, что чувства возьмут над ней верх. — Не могу, и ты знаешь почему. А коль не хочешь понять — поступай по-своему… — Она вбежала в штаб и, повалившись на стол, горько заплакала.

Когда Синдо вышла на улицу, Санхо уже не было. На месте, где он стоял, валялась пустая пачка из-под папирос.

Мартынов с поредевшим отрядом вернулся вечером следующего дня, когда Синдо готовилась уже выехать на поиски. Следы крови на светлых взъерошенных волосах, изодранная куртка и измученное лицо Мартынова — все говорило о нелегком бое.

— Помяли они нас, — приглушенно произнес он и, резко повернувшись к Синдо, поглядел на нее с таким отчаянием, будто виновницей всему была она.

Мартынов вдруг усомнился в своих силах, в своем умении командовать людьми. А раз так — ему нельзя доверять отряд.

— Нет, не могу я больше, — заявил Мартынов, расстегивая ремень и портупею. — Не могу…

Он бросил к ногам Синдо саблю, наган и куртку. Потом кинулся к двери, не дойдя, повалился на пол и застонал так, словно пуля прошила ему грудь. Синдо стало жутко и больно за друга, давно уже ставшего для нее роднее брата.

Она осторожно коснулась рукой его плеча и, сдерживая волнение, сказала:

— Петр, не буду тебя утешать. Хочу только спросить: как мне-то быть? Мне, может, тоже бросить оружие и разреветься? Ты ведь знаешь, почему меня оставил Санхо, сбежали отец и мать. Вот ты бросил наган, а те, кто стрелял в твоих стариков, в твоего брата, держали его крепко. Кто же поднимет его, кто отомстит убийцам? Прости, что мне приходится именно тебе говорить об этом.

Подняв голову, Петр осмысленным взглядом поглядел вокруг.

— Заморился трошки, извини, — сказал он виновато, утирая с лица пот.

— Напугал ты меня, — промолвила Синдо неожиданно тихим и ласковым голосом.

— Прав был этот пленный. Их голыми руками не взять. К ним присоединились и белочехи… — Мартынов замолк, почувствовав, что Синдо взволновало его сообщение.

Выдвинув ящик стола, он достал кисет, скрутил цигарку. Синдо попросила и себе цигарку. В просторном и неуютном зале особняка бежавшего богача воцарилась тишина. Они сидели рядом, ощущая прикосновение плеч, одинаково удрученные, с одной беспокойной мыслью — как быть?

Обстановка в крае усложнялась. Уссурийские казачьи войска при содействии японских военных сил перерезали все дороги на восток, стягивая кольцо к Забайкалью, где бесчинствовали отряды генерала Семенова. В эти же дни вернувшийся Ир принес весть о контрреволюционном мятеже белочехов. Почти весь состав исполкома Владивостокского Совета был арестован. Молодая республика оказалась в крайней опасности.

Сообщение потрясло Мартынова и Синдо. Они были застигнуты врасплох. Мартынов предлагал немедленно пробиваться к Иману или Спасску, чтобы соединиться с разрозненными партизанскими отрядами. Синдо же настаивала на усиленной мобилизации местных людей в отряд, чтобы здесь, на месте вести подрывную работу, любой ценой сдержать натиск врага, дать возможность сформироваться другим отрядам. Одновременно с этим попытаться установить связь со своими.

Вновь достав из стола телефонограмму с обращением Ленина, она пробежала глазами по бумаге, затем прочла вслух строчки:

— «…не задавайтесь неосуществимыми целями. Готовьте подрыв и взрыв рельсов…» Вот что мы должны делать, Петр.

Мартынов не успел ни возразить, ни согласиться с ее доводами, вошел Перфильев: