Владимир Лели сумел сдержаться, сказал обыденно:
— Я готов сделать все возможное, господин офицер, но если неоткуда взять. Попытаюсь что-то собрать.
Старая лесная дорога. По обочинам черный кустарник. Оттепель. На желто-буром снегу — ни единого следа. Тихо. Журчит талая вода.
Оглядываясь по сторонам, устало влачит ноги путник: маленький, сгорбленный, с кизиловой палкой в руках.
Часовой, притаившись в густых зарослях кизильника, внимательно следит за ним, еще не решаясь остановить этого странного, неожиданно появившегося в партизанском лесу человека.
Дорога пересечена натоптанной тропой. Путник нагнулся, стал пристально всматриваться.
— Стой! Руки вверх, папаша! — Паренек в стеганке наставил автомат.
— Убери-ка свою штучку. Скажи, сынок, ты партизан? — устало спросил старик, глядя пареньку в глаза.
…Старика долго вели по тропке, которая то падала в русло шумной речушки, то круто взбиралась на перевал. Наконец-то она спокойно потекла по темному лесу, закрывшему небо.
Привели задержанного к штабному шалашу, пошли докладывать командиру.
Из шалаша вышел мужчина средних лет с плотной короткой шеей, весь сбитый, посмотрел на задержанного:
— Ба, Григорий Александрович! Вы ли, господи! Вот это гость, братцы!
— Македонский, товарищ Македонский! — Старик чуть не упал. — Это я, видишь, я! — Старик обнял командира, прослезился.
— Да что с вами, какая беда привела, Григорий Александрович?
— Уж отчаялся найти, уж совсем пропадал…
Михаил Андреевич Македонский — командир боевого Бахчисарайского отряда поил чайком бывшего своего учителя на бухгалтерских курсах. Старик пил, хвалил кизиловый настой и смотрел на Македонского, на его смуглое, дышавшее силой лицо.
— Не забыл курсы? Я и тогда говорил: «Путного бухгалтера из тебя не получится».
— Работал же, — улыбнулся Македонский.
— А как, милостивый государь? Без огонька?..
— Это все прошлое. А вот неожиданность — встретить вас, в лесу. Вы же по Бахчисараю ночью боялись ходить.
— Боялся, куда как… Да меня щелчком свалить — нехитрое дело… И сейчас боюсь. За пять суток блуждания такого труса дал, что под конец перестал соображать, где страх, а где нет. Следов-то ваших не найдешь.
— А нам нельзя их оставлять.
— Шел, куда ноги несли. Без вас нам, Мишенька, нельзя, никак невозможно. Мы, всем обществом, решили, слушай…
В темную зимнюю ночь партизанский отряд в полном составе поднялся из Большого леса и тихо-тихо перебрался через дорогу Бешуй-Бахчисарай, распутал тропы горного кряжа и на рассвете залег в густом подлеске в двух километрах от Лак.
В окошко председательского домика настойчиво постучались.
— Кто? — вскочил с кровати Лели; набрасывая на себя теплый пиджак, подошел к дверям.
— Свои. Это я, Григорий Александрович! Слышишь меня?
— Вернулся, наконец-то!
— Принимай гостей! — Бухгалтер пропустил вперед закутанного в плащ-палатку широкоплечего человека.
— Как живет-поживает председатель лакского колхоза товарищ Лели? — забасил тот смеясь.
— Македонский! Ай да молодец! — У Лели кровь прилила к лицу от радости.
Вошел еще человек в плотной командирской шинели, в постолах, аккуратно пригнанных. Моложавый, с усиками, с глазами, в которых столько лукавства, сколько и озорства.
— Василий Ильич, товарищ Черный! — ахнул Лели.
— Так-то принимаешь секретаря райкома партии, товарищ председатель, — засмеялся Василий Ильич.
Они знали друг друга давно, встречались в районном центре: на активах, на заседаниях в райкоме; часто шагали по табачным плантациям, переругивались по телефону, но вряд ли чувствовали такую близость между собой, какую чувствовали в эту минуту.
Большие дела немногословны.
Решили срочно, сейчас же начать перегон скота за Басман-гору — в главный партизанский район. Сухие фрукты, оставшийся табак, несколько бочек вина — в отряд. А фельдфебелю замазать глаза: собрать коровенок потощее, немного вина отвалить, два десятка овец — пусть подавятся!
Увлеклись, прикидывали, кого куда зачислить. Может, создать из лакских мужиков отдельную партизанскую группу?
Комиссар Черный вдруг заявил:
— Постойте, с другого начинать надо. Куда народ девать?
— Не будем предугадывать события, торопить их, — сказал Македонский. — В отряд не зачислишь же.
Григорий Александрович взял сторону комиссара:
Читать дальше