Александр Бабин - Узник концлагеря Дахау

В избу забежали ребятишки.

– Пап, дай нам ботовуху, наша вся в дырах, – сразу же упрашивающим голосом спросил Иван, старший из братьев. Подошел к рукомойнику, висевшему в закутке у печи, и стал умываться. Афоня в очереди держал в руках полотенце.

– На вас сетей не напастись, зачем возле кустов их расставляете, там же коряги,

на чистинке ставьте, удобнее.

– Так окунь в корягах прячется, мы вчера пробовали на удочку его половить, на чистой воде не клюют. Омуток нашли с окунем и карасем. С ребятишками уху сварим.

– В чем собрались варить-то, опять в материном ведре, возьмите тогда уж мой котелок, он в малушке, только после ухи его хорошенько с песком помойте. Да ноги не пораньте об коряги, костер жгите на берегу, в лес ни ногой. Ясно или ремнем пройтись, – отец строго сказал, а сам улыбался.

– Ясно, – пробурчал Афоня и толкнул локтем Ивана. – Давай быстрей, – подавая брату полотенце.

– Да не торопитесь вы, поешьте, никуда от вас рыба не уйдет, вся в речке останется. Хочу спросить, вчера за огуречником наткнулся на решето, веревка к ней привязана. Вы что рябчиков ей ловите? Щас же уберите, в запале птенцов желторотых подавите, подрастут – зимой наловитесь. Кроликов не забудьте покормить, воды им налейте.

Иван, насупившись, посмотрел на отца:

– Пап, кролики нор нарыли, повыскакивали из ямы, бегают по всему огороду. Клетки для них надо сделать.

– Кролам жить в яме вольготнее и зимой теплее. Вы же на улице не живете, в избе на печи греетесь, вот и у них яма та же печь. У кролов копать норы в крови, а ваша забота их затыкать, тут уж с этим делом только так. Вы хоть их сосчитайте, а то к осени все разбегутся, все труды ваши коту под хвост.

– Пробовали считать, не получается, бегают друг за другом и в норы прячутся.

– Тогда ждите холодов, прибегут на кормежку, тут и сосчитаете весь приплод. Ваша любимая сестра замуж выходит, выделите ей на свадьбу несколько кролов, гостей угостит, не жалко вам их отдавать? – сказал с хитринкой.

Афоня ответил за двоих:

– Нет, не жалко, только мы сами ей отберем, пятнистых крольчат оставим на приплод.

– Значит, договорились, а ботовуху возьмите под навесом. Сеть на ночь не оставляйте, ондатры ее погрызут, проклятые.

Наступил день свадьбы. Гости подтягивались к дому новобрачных. Бабы и мужики, ожидая приглашения сесть за стол, стояли друг от друга отдельно. Успевали наговориться. Так повелось у русских людей, ведь в округе, как говорят в народе, татарина не встретишь, сравнить культуру общения не с кем, да и где ей быть-то, когда в середине прошлого века из центральной России на необжитую зауральскую землю пришли переселенцы. Срубили крепкие дома из двухвековых сосен, на самом высоком месте возвели церковь со звонкими бархатными колоколами. Обосновались крепко, умельцы смастерили ветряную мельницу, рядом поставили кузницу с механическими кожаными мехами. На общем сходе избрали старосту, наделив его властными полномочиями следить за порядком, а он, пользуясь уважением, организовал даже пожарную службу, каждой семье полагалось по очереди целые сутки дежурить – ходить по деревне и бить в колотушку. Колотушка – эта доска с привязанным к ней на сыромятную тетиву деревянным шариком. Жители, слыша трещотку, следили за огнем, вовремя гася его в печах и в банях. Такой уклад жизни продолжался до революции, пришла советская власть и установила другие порядки.

Дед Самойл, обустроившись на скамейке у дома новобрачных, куря самокрутку, рассказывал молодежи, как жили сельчане до революции: «Летом работали крепко, пахали, сеяли, заготавливали дрова, сено, а вот зимой для души устраивали отдых. Скотину в пригонах не поили, водили на реку, у проруби с мужиками курили, делились новостями. Женщины занимались бабскими делами: ткали половики, вязали варежки, носки, варили разные каши, щи, пекли рыбные и грибные пироги. Колхозов в то время не было, на работу ходить не надо, лежи себе на печи да семечки щелкай. Вечеровали, читали церковные книги, играли в карты. Бедно никто не жил, даже кабак имелся, – говорил с бахвальством. – Хозяин кабака морской селедкой потчевал, хранил ее в ледяном погребе. Гуляли в кабаке мужики в возрасте, тридцатилетних парубков за стол не пускали. Да они и сами стеснялись заходить, обходили кабак стороной, дома бабы молодые, дети малые, где им пить-то горькую. Вот как строго в то время было!» – повторял он такие слова.

– Тебе что, дед, советская власть не по душе, царева кнута захотелось, – пошутил над ним кудрявый парень, у него в ногах стояла гармошка.