Александр Бабин - Узник концлагеря Дахау

– Чуть обновку не порвала, надо было идти порядком, прячемся, что цыгане лошадей крадут. – Татьяна недовольно высказалась, поправив на себе скомканное платье. – Я тут сама дойду, – поцеловала Ивана в щеку, отойдя на несколько шагов, обернулась. – Не стой пугалом, иди, а то и вправду люди увидят, греха не оберемся…

Иван, зайдя во двор с задних ворот, наткнулся на отца, он из деревянной кадки ведром черпал воду, выливал ее в птичье корыто:

– Отец, я управляюсь, чего ты за ведро ухватился, – Иван извинительным голосом проговорил слова.

– Ты лучше коня своди на реку, напой, в катке воды на донышке, курам только. Что, забыл натаскать? – пробурчал в ответ, исподлобья посмотрев на сына.

– Не забыл, приду, полную налью, колодец в метре, – ответил ему, чувствуя за собой вину. Зашел в конюшню, Орлик как будто знал, что его поведут на водопой, мирно стоял и посапывал. Надев на него узду, повел по двору, по пути с рогатки взял ведро. Выйдя из ворот на порядок, крикнул деду Самойлу, он все еще сидел на лавочке у своего двора:

– Самойл Никитич, низкий поклон вам! – Хочу спросить ты, когда-нибудь спишь, ни свет ни заря вывел на порядок свою кобылу, всех соседей подняла горластая!

– Зимой выспитесь, – кх, кх, прокашлялся он в кулак, – подсядь лучше ко мне, покури маво табаку прошлогоднего сахарного, нынче при такой жаре ни встрастет крепким, год будет неурожайным.

– Некогда мне с тобой прохлаждаться, видишь, коня веду поить, за одним корчажку проверю. Два дня ее не смотрел, рыбы налезло – одному не унести, может, мне поможешь! – говорил с ним как с малым дитем.

– Помог бы, да тяжело на гору подниматься, я же в валенках. Гольян попадется, нам с бабкой чашку отсыпь, она сегодня стряпню завела, пирог спечет.

– Может, карасиков положить, все пожирнее.

– Пирог из гольянов вкуснее!

– А ты что летом валенки напялил, зиму ждешь, так еще рано, – продолжал подшучивать над дедом.

Иван попридержал коня.

– Вот доживешь до моих лет и узнаешь, какова она, ломота, в коленях. В империалистическую ноги поморозил, германец проклятый трое суток с окопа голову не давал поднять, с тех пор маюсь. Баня помогает, лечусь крапивным веником. Не пробовал париться крапивным веником, попробуй – до пят пробирает.

– У нас веники березовые. Крапивой, если что, ребятишек стегать, те, что в огородах пакостят. Сегодня с тятей за чащей собрались съездить, Орлика вот только схожу напою. Хочу по-соседски предупредить: сушняк, что растет у якунечевского болота, не руби, если намеришься в лес, лесник его нам отвел, – решил разыграть соседа, узнать его дневные планы.

Дед Самойл, ничего не ответив, по-молодецки соскочил с лавочки и направился к своей кобыле, быстро перебирая ногами.

– Самойл Никитич, случилось чего? – Иван выразил свой вопрос серьезным тоном, сдерживая смех, видать, его слова, он воспринял за правду.

Дед бросил на него хитрый взгляд:

– Сижу, покуриваю, лясы с тобой точу, совсем из ума выжил, язви его! Я ж собрался подкосить жнивье для овечек, съезжу, пока солнце не разыгралось. Поймаешь рыбу, бабке занеси, – торопливо проговорил он слова, не ответив на вопрос.

Иван вслед ему улыбнулся, подумав, темнит дед. Напоив на реке коня, неся в одной руке ведро с пойманной рыбой, второй держа под уздцы коня, подходя к своему дому, увидел, как дед Самойл уже успел запрячь лошадь в телегу и шустро выезжал со двора в настежь праздные ворота. Не закрывая их, вожжами резко ударил кобылу, она встрепенулась и чуть не галопом помчалась по порядку.

В это время из ворот вышел отец Ивана, посмотрев на удаляющую упряжку, сказал:

– Чего это он такой ужаленный, видать скипидара глотнул, коня загонит?

Иван, улыбаясь, ответил:

– Разыграл я его, сказал, что лесничий разрешил нам чащу рубить. Ох и дед хитрый, говорит, что по холодку овцам травы подкосит, а сам косу не взял, стало быть, топор спрятал под фуфайку, сидел на ней орлом. Вернется, скажет, литовку забыл взять, чтобы не возвращаться, по пути чащи нарубил, а топор в телеге случайно завалялся. Я вот смотрю на него: по годам он не старый, а ведет себя по-стариковски.

– Жизнь его потрепала. Он ведь побывал в германском плену. Что, не знал? Я еще молодой был, помню, как он вернулся с войны, еле ноги волочил, считай, на том свете побывал. Бабка у него с душой, это она его на ноги поставила. Хотя какая она бабка, в то время они моих годков были. Война, брат, не тетка, пирожками не угощает. Ты, давай, не переусердствуй своими шутками, не знаешь, какая у тебя судьба прикажет. Уполномоченный тут мне по секрету в кузне рассказал, только ты, сынок, наш разговор за душой оставь. Гитлер всю Европу на колени поставил. Волком смотрит в нашу сторону – коммунисты с жидами ему поперек горла встали. В военкомате списки призывников составляют, война начнется, сорокалетних мужиков первыми в строй поставят, те, кто помоложе, следующие. Вот оно как дело повернулось! Что примолк столбом, оробел от страха?!