Артём Чепкасов - День за два. Записки «карандаша» чеченской войны

Сколько всего вкусного было на огромном столе: большие окорочка с золотой поджаренной корочкой; копчённая колбаса, нарезанная толстенными колёсами; душистая ржаная булка хлеба, разделанная на огромные дольки; нетронутый шмат сала с розовыми прожилками; в двухлитровой банке солёные помидоры и огурцы. И царствовал над этим праздником живота пузатый запотевший бутыль самогона.

При взгляде на всё это богатство, у меня пропал интерес к чему бы то ни было. Жизнь и без дембельских замашек вполне удалась.

– Ай, ребята, пришли уже, – всё так же счастливо причитал старшина. – Садитесь, садитесь, кушайте, дарагие. Как я радый, как я радый, что живые вы…

Мы уселись за стол и я, моментально водрузив на кусок хлеба колбасу, отправил бутерброд в желудок. В жизни ничего вкуснее не ел.

– Ай, кушайте, кушайте, ребята, – неустанно повторяя, Арутюнян наполнил до краёв стопки и придвинул их к нам. – Ну, давайте, ребята. За приезд ваш давайте. Ай, надо, ребята, надо.

Чокнулись и прапорщик выпил первым. Мы тоже греть не стали и через долю секунды довольно закряхтели. Хорошо пошла зараза. И ведь первый раз в жизни попробовал самогонку. Даже в деревне не решался, от одного запаха воротило, а этот ничего, толковый. Опьянел я моментально и медленно осматривая помещение, спросил:

– А каптёр где?

– Ай, какой каптёр? Зачем он мне, когда я сам лучше, – пожаловался Арутюнян, пережёвывая кусок куриного мяса. – От нового призыва толку нет совсем, никакого понятия у них.

– Так и мы без понятия были, – ухмыльнулся Татарин, вилкой доставая из банки мятый помидор. – Вспомни, как ты меня петухом обзывал, когда я ночью попался с сигаретами для дедушек. Ночью в город в самоход бегал и, как раз, вернулся, типа без палева думал, а тут ты…

– Ай, нет, вам пинка дашь, и вы понимаете уже, как надо, – возразил старшина. – А этих не тронь, они жалобы сразу пишут, в этот, как его, комитет материнский…

– Какой комитет? – переспросил я, перестав жевать. – Чего это?

– Ай, не знаешь. А почему не знаешь? Ай, они давно уже есть, – Арутюнян снова наполнил стопки до краёв. – А потому что они раньше не лезли к нам так, как теперь лезут. Они политические враги. Ай, я думаю, у них заказ, армию нашу развалить, и они это сделают. Вы меня, ребята, знаете, я зазря никогда никого не бил, не ругал, только за дело. По-мужицки, чтоб вы из армии нормальными людьми в жизнь вышли, если вас до армии не научили. Ай, вы думаете, вас там, на гражданке бить не будут, если неправильно делать будете, не по-мужски?

Прапорщик коснулся стопки, хотел поднять, но передумал.

– Ай, ты, Курт, помнишь, как ты в столовой повариху отматерил, что она тебе жидко льёт?

– Ну, – кивнул я, не сводя глаз со стопки и обмакивая в соусе из кетчупа и майонеза прожаренную шкурку окорочка.

– Забудет он, как же, – рассмеялся Татарин. – Мало того, что сразу от поварихи половником по башке отхватил, так у него ещё потом вся задница сине-чёрная была, как ты его пряжкой ремня исполосовал. Слушай, Курт, а выходит тебя тогда досрочно в слоны перевели, и не какие-то там дедушки, а лично старшина роты.

Я улыбнулся и вспомнил, что и в самом деле целую неделю не мог сидеть и даже ел в столовке стоя, а спал исключительно на животе, при этом старослужащим врал, что мне совсем не больно и видел, они за то меня уважают.

– Воот, – многозначительно протянул прапорщик и поднял-таки стопку. – Такая травма, а стучать на меня не побежал, а мог, а теперь что… Ну, за вас, ребята, что живые вернулись. Ай, как я радый, как я радый, что живые вы…

Арутюнян не договорил и чокнувшись с нами, опять выпил первым. Мы следом.

– И что теперь? – поинтересовался я, ощущая себя, будто в тумане и пихая в рот уже всё, без разбора, лишь бы заесть хмель да не свалиться замертво под стол.

– А теперь, – старшина внимательно посмотрел на меня, потом на Татарина и снова на меня. – Ты закусывай, закусывай, Курт. А теперь… Ай, хорошо, давай так. Неделю назад на кепепе женщина скандал закатила, весь город слышал. Ай, театр на гастролях, по-другому не назовёшь. К командиру части рвалась, а её не пускали. Ай, потом пропустили, Карпухин распорядился, так она ему чуть глаз не выцарапала.

Мы с Гафуром слушали, раскрыв рты и позабыв о пище.

– Ай, женщина та командиру говорит, так и так, по какому праву в нашем полку детям не дают кушать и спать. Карпухин понять не может, каким таким детям? Откуда дети в боевой части? А она на него кричит, что вы прикидываетесь, в суд буду подавать, в комитет матерей этих писать…