Леонид Моргун - Легион

Жертву приковали к каменным столбам. Иеродул [22] Так назывались храмовые рабы, приносившиеся в жертву богам. затих, понурил голову и жаркие слезы потекли из глаз его.

Слыша дикие крики, доносившиеся с алтаря, щуплая, сморщенная женщина, вздрагивала, кутаясь в черное покрывало. Ее нещадно толкали в толпе. Женщины оживленно переговаривались:

– Говорят, он маскут нечистый. Из тех, что в прошлом году сожгли Адиаблу.

– Да что ты, Банудаби, разве нечистому в святом храме место? Да и не примет богиня такой жертвы.

– Дуры вы, бабы, каспий он, беспутный проворовавшийся рыбак…

– Говорят, парфянам он жену и детей, своих продал…

– В светлый лик Михра, говорят, плевал!.,

– Грех! Грех-то какой…

– На молодую луну из под правой подмышки глядел!..

– Ох, нечестивец!..

Слыша все эти разговоры женщина в черном опускает голову, и кусает губы пытаясь удержать слезы, ручьями бегущие по лицу.

"Не маскут он и не каспий, не лпин и не утий, а родом он гел из города Гелда, – шепчет она про себя, – звать его Элишей, он сын Ахниара… он мой сын… глупый, маленький мальчишка…

Пятнадцати лет бежал он из дому, пьянствовал, воровал, распутничал. Изредка являлся домой передохнуть – и вновь отправлялся бродяжничать. Исходил он вдоль и поперек всю страну и дошел до должности иеродула храма божественной Ма в Сабаиле.

– Ма-а-ма! – истошно орет здоровенный сорокалетний детина, когда его приковывают к столбам алтаря. – Прости меня, ма-а-а-ма!»

Голос его заглушает нарастающий грохот гонга, яростным стёкотом надрываются барабаны, и дудки заливистым лаем встречают группу обнаженных, диковатого вида женщин и мужчин – рабов и жриц плотоядной богини. Пляшут они исступленно, отрешившись от всего земного, зная, что в свое время дойдет жребий и до каждого из них – и так же каждый предстанет перед ликом богов и будет ожидать нестерпимой пытки, дабы неслыханными страданиями искупить грехи свои и народа своего.

Жрецы в белых хитонах воздели руки ввысь – и иеродулы пали ниц, зарылись лицами в пыль. И так же пала тысячеликая толпа, вожди, вельможи и простолюдины. И наступила тишина, прерываемая лишь спокойным мерным шипением. Оно доносится из разверстого рта изваяния богини. В назначенный срок поднесет жрец к нему факел и взревет, вознесется к нему столб жаркого, пламени, пожрет комок скорчившегося человеческого мяса, с которого предварительно сдерут кожу. А содранной и тщательно выдубленной кожей жертвы будет заботливо обита внутренность храма, как и кожами сотен нечестивых его собратьев.

Верховный жрец Самрат поднял остро заточенной тесак. Для самого Самрата это уже сорок шестая жертва. Дело свое он знает в совершенстве. Он сделал неуловимый знак глазами младшим жрецам, которые с скребками встали по обе стороны жертвы, чтобы подхватить расползшуюся на хребте кожу и начать ее выворачивать наизнанку,

– Убейте его! Убейте! – стонет обезумевшая от горя мать.

– Совсем с ума сошла старая! – шепчутся соседки, пиная ее босыми пятками в бока. – Разве можно пречистой богине мертвечину нести?

Тесак уже прикоснулся к загривку жертвы, когда Самрат почувствовал, что вокруг темнеет. Он поднял глаза к небу и увидел, что прекрасная, огромная, полная Луна неожиданно стала таять. С каждой секундой исчезал один из ее участков, она стала сперва ущербной, затем превратилась в месяц… Будто огромный ужасный дракон заглатывал ее, распластавшись по небу.

Панические вопли, дикая какофония звуков перепуганной толпы, лай собак, мычание скотины – всё слилось в единую симфонию страха,

– Бейте в барабаны! – крикнул Самрат. – Громче кричите! Гоните прочь мерзкое чудовище! Логман! Поднеси факел ко рту богини!..

В это мгновение иеродул, прикованный к столбам, захохотал диким голосом. Всё происходящее показалось Элише прекрасным знамением. Из последних сил он рванулся назад, и цепи, порядком проржавевшие, лопнули, В следующую секунду Элиша вырвал из рук жреца тесак, рассек путы на ногах и нырнул в беснующуюся толпу.

Столб гудящего пламени ярко осветил площадь перед опустевшим алтарем.

Самрат опустился на колени и запел гимн, призывающий богиню появиться. Его подхватили сначала двое жрецов, затем иеродулы, и вот уже тысячи глоток с тоской, надеждой, упоением выводят фразы древнего гимна.