Леонид Моргун - Легион

У Коллинских ворот они спешились и принялись пробиваться сквозь толпу, запрудившую всю проезжую часть. Возмущенные зеваки подняли крик:

– Эй, центурион, всю ногу отдавил!..

– Так бы тебе кто-нибудь по шее двинул!

– Ты погляди, как он лезет! – возмутился кто-то. – Лучше бы ты на Децебала [32] Децебал – царь или князь даков, властвовал над дакийскими племенами и своим вторжением в провинцию Мезию вызвал против себя поход Домициана. ( Tac. Agr. 41. Suet. Dom . 6. Oros . 7, 10). Он разбил римского полководца Фукса. Полководец Юлиан хотя и победил храброго противника ( Dio. Cass . 67, 10) в новом походе, но другие неудачи, постигшие римлян в этот период времени, принудили Домициана заключить мир с Децебалом и согласиться на уплату ему дани ( Dio. Cass. 68, 6), вероятно, в 90 г. от Р. Х. Словарь классических древностей. так лез!

Метелл резко обернулся, чтобы поглядеть на человека, кинувшего ему этот упрек, но неожиданно его конь жалобно заржал и кинулся в сторону, так как какой-то хулиган сунул ему в ухо клок горящей пакли. Поспешив за конем, Клавдий ненароком задел высокого рослого мужчину, который, закутавшись в плащ и опустив на глаза капюшон, стоял у стены. Он резко оттолкнул Клавдия, а когда тот обернулся, – замахнулся, чтобы ударить. Метелл схватил его за руку и в то же мгновение почувствовал, как несколько рук схватили его и в бок уперлось острие стилета. Он не сопротивлялся, потому что взглянул в тяжелые серые глаза обидчика, взглянул и выдохнул:

– Ты?

– Отпустите его, – распорядился мужчина и слабо улыбнулся. – Рад видеть тебя, Клавдий.

– Здравствуй…

– Марк, – предупредил тот. – Зови меня просто Марком.

– Не ждал увидеть тебя здесь… Марк.

– Я и сам не думал оказываться здесь, но как видишь…

– Ты кого-то ждешь? Я не мешаю тебе? Тот покачал головой.

– Здесь ждут все. Все ожидают зрелища. Но если чернь жаждет насладиться видом человеческого страдания, если они мечтают оплевать, облить грязью то, пред чем еще вчера преклонялись, поиздеваться над тем, что во много раз выше, чище, святее всего на свете… то я желаю иного, Я мечтаю увидеть хоть одного, единственного из миллиона больших и малых наших богов. Я аду, что он спустится с олимпийских высот и поразит громом и молниями нечестивцев, осмелившихся поднять руку на самое чистое и прекрасное, что у нас было.

Вдали толпа заволновалась и зашумела.

– Что здесь происходит? – спросил Клавдий.

– Казнят весталку, – ответил кто-то.

Недоумевая, Клавдий взглянул на Марка и тот утвердительно кивнул:

– Казнят Корнелию.

Клавдий был наслышан о скандальном процессе, который затеял император против жриц богини Весты, обвинив их в разврате.

– Так она созналась?

– Ей не в чем было сознаваться, – отрезал Марк. – Вся её вина заключалась в том, что она вступилась за трех несчастных старцев на которых разгневался наш царек, воистину ничтожнейшее из двуногих. А началось все с того, что… Посмотри, вот она!..

Процессия приближалась. Впереди важно шествовали жрецы-понтифики в белых тогах, окаймленных пурпурной полосой, так называемых «претекстах» и с жезлами в руках. За ними следовали фламины в островерхих шапках, к которым были прикреплены оливковые ветви, увитые шерстинками, далее следовали «арвальские братья» в белых повязках и венках из колосьев. Идущие за ними солдаты несли на носилках тело, обернутое в серую ткань и туго обвязанное ремнями. Последышей шли жрицы-фламиники в данных столах снежной белизны. В высокие прически насупленных жриц были вплетены яркие ленты, придерживающие воткнутые в волосы гранатовые ветки.

– Кто сказал, что сентябрь беден на праздники? – горько прошептал Марк. – Гляди, какой забавный праздник наш царь устроил для народа.

Они подошли поближе. Несколько слуг Марка, старавшихся держаться незаметно, прошли вперед и расчистили им путь, И стоя в первом ряду, они увидели, как носилки опустились у городской стены, где часть кладки была разобрана и зияла мрачная черная пасть подземелья, Жрецы развязали веревки и сорвали ткань. Толпа единодушно вздохнула и придвинулась,

В первые секунды Корнелия была ослеплена ярким солнечным светом. Она зажмурила глава и хотела было закрыть лицо ладонью, но затекшая рука задрожала и заныла, не было сил пошевелить его. Пожилая фламиника помогла ей подняться. Она сделала шаг, сошла с носилок и замерла перед толпой. Давно ли все эти люди благоговейно расступались перед ней? Покорно с пути ее сходили сенаторы и консулы. Ликующе крича, чернь освобождала преступников из-под стражи, если она попадалась на пути конвоя. Женщины, повстречавшись с нею, падали на колени и протягивали руки, пытаясь коснуться ее одежд, ибо прикосновение это должно было принести счастье в их дома, избавление от нужды и болезней, Корнелия и сама в это верила. Нет, не в собственную святость, а скорое в незыблемость древних идеалов нежности, кротости и доброты, которые хранили растленный народ Вечного города от окончательного падения в бездну распутства и беззакония. И ее белоснежная стола, подпоясанная грубой веревкой, и длинная шаль-палла, прикрывавшая ее свободно распущенные по плечам золотистые волосы, тяжестью своей заставлявшие высоко и гордо держать голоду, и золотой медальон на груди, – всё это как будто окутывало Корнелию незримым облаком, ореолом святости, сквозь который не проникали нескромные помыслы и взгляды. Когда во время праздников она подходила к жертвеннику, на котором денно и нощно на протяжении восьми столетий горел огонь, и богиня милостиво принимала принесенную ей жертву, народ Рима ликовал, И даже самой себе Корнелия тогда казалась не простой земной женщиной со своими нехитрыми женскими тяготами и недомоганиями, а неким божественным, нетленным символом веры, ибо она и сама возложила свою юность, счастье и красоту на алтарь добрейшего и нежнейшего божества.