Сергей Лобанов - Гришка-рейхстаг

Весной 1945 года на здании Рейхстага советские воины водрузили Знамя Победы.

Страшной войне близился конец.

До капитуляции берлинского гарнизона оставалась всего пара суток. Но за это короткое время (да и после) погибнет ещё немало людей – и наших, и немцев, и других.

Изучая доступные мне архивные материалы и воспоминания участников тех великих событий [1] В работе использованы материалы из открытых источников, в том числе Интернет. , я с удивлением понял – оказывается, нашлось немало желающих присвоить право первенства водружения Знамени Победы.

Исследователи по-разному относятся к утверждению, что этим человеком является Григорий Петрович Булатов – орденоносец, разведчик, девятнадцатилетний парень, уроженец города Слободской Кировской области.

Не стану давать оценку этим заявлениям.

Скажу лишь только: для меня не так уж и важно, кто стал первым, для меня все они герои.

Я был потрясён трагической судьбой Григория и решил написать об этом, отнюдь не претендуя на историческую и архивную точность. Эта повесть всего лишь мой субъективный взгляд на те события.

У всех нас предки так или иначе прошли через ту страшную войну. Их остаётся всё меньше и меньше. Мы должны помнить о них, какими бы они ни были.

К сожалению, вернувшись с войны, многие так и не пришли с неё. Не пришёл и Григорий Булатов, пройдя скорбный путь от Знаменосца Победы до уголовника, алкоголика и самоубийцы.

Сколько их таких по всей стране…

И всё же без них не было бы нас, нашей Истории.

Нашей Победы.

Поклонимся – и живым, и ушедшим.

Сергей Лобанов

Выстрел угодил «тридцатьчетвёрке» в левый бок. Машина будто натолкнулась на невидимую преграду и остановилась. Из неё повалил чёрный дым с языками багрового пламени.

Из люка наполовину вывалился механик-водитель в чёрном комбинезоне и танковом шлеме, но короткая автоматная очередь не позволила ему выбраться полностью, тело обмякло на броне.

– Фаустник! – звонко крикнул Гришка. – Вот гад! В соседней квартире он! – и рванулся к выходу.

Лейтенант Сорокин едва поспел за ним. Оба выскочили в парадную, быстро сориентировались и полезли в пролом в кирпичной стене, образовавшийся от прямого попадания снаряда. Этот пролом привёл их в соседнюю квартиру. Здесь была такая же разруха, как и в оставленной – просторной, с высокими потолками, большими окнами, выходящими на неширокую улицу, мощённую булыжником.

Троих фрицев, сгруппировавшихся у окна, они увидели первыми и выстрелили из автоматов одновременно. Двоих немцев пули свалили на замусоренный пол, выбили из одежды тучки пыли. Раненые, они слабо ещё шевелились, когда Гришка сходу полоснул по ним очередью.

Третий фриц – молодой совсем, пугливо сжался в углу, безуспешно пытаясь закрыться левой рукой. Бледное мальчишеское лицо сковал страх. Расширенные, наполненные ужасом зелёные глаза уставились на страшных русских, а правая рука непроизвольно отталкивала лежащий рядом «шмайсер», будто мальчишка хотел показать, что больше не будет. Не будет стрелять в русских. И вообще никогда не прикоснётся к оружию.

Пересохшие губы разлепились и с них слетело хриплое:

– Bitte nicht schießen [2] Пожалуйста, не стреляйте (нем.) …

Но Сорокин выстрелил.

Пули угодили мальчишке в грудь, выбили пыль из форменной куртки. Его лицо исказила гримаса боли, по телу прошла судорога. Свернувшись калачиком, немец замер рядом с двумя уже мёртвыми фрицами.

– Вот так, сволочи, – удовлетворённо вымолвил Гришка.

– За мной, Булатов! – скомандовал лейтенант Сорокин.

Они по очереди вылезли в окно, напротив которого чадила та самая «тридцатьчетвёрка». Прижались к наружной стене здания, тревожно и быстро осмотрелись.

– Вперёд! – приказал лейтенант и первым побежал к танку.

Гришка поспешил за ним.

У горящей машины они задерживаться не стали, перебежали улицу и запрыгнули в широкое окно, предварительно дав в него по короткой очереди. В комнате, суматошно поводя автоматами, опять осмотрелись.