Геннадий Евтушенко - Люди одной крови

– Ребята! Вперёд! За Родину! За Сталина!

А ребята уже бежали. Он слышал накатывающееся на него «ура», видел напряжённые лица товарищей по оружию. Радостное возбуждение победы охватило его, что-то подступило к самому горлу. Вот они – свои, родные уже рядом. Мишка повернулся лицом к врагу, закричал «ура-а-а» и рванулся вперёд. И тут что-то кольнуло его в бок. Несильно кольнуло. Он сделал ещё один шаг, и тело вдруг стало невесомым. Ему казалось, что он ещё бежит, но как будто по облакам. А ноги потеряли опору. Они проваливались в эти самые облака, и он, как ни старался, не мог сдвинуться с места. Фигуры обгонявших его бойцов, становились всё расплывчатее, постепенно скрываясь в неизвестно откуда взявшемся мареве, потом это марево стало темнеть и темнеть, пока разом не превратилось в сплошную темень. Силы оставили его, и Кутузов неловко упал лицом в серый, прокопченный пороховыми газами, снег. Больше он не слышал ни автоматных очередей, ни накрывшего степь победного «ура», ни тяжёлого дыхания бежавших прямо над ним бойцов. Тяжёлая, тёмная мгла накрыла Михаила. И мир для него померк.

А наступление успешно продолжалось. Батальон Полякова овладел хутором и двигался дальше. Только к вечеру, выбив фашистов из ещё одного населённого пункта, пехота остановилась. Поляков ждал указаний. За танками они всё равно не поспевали. Да там, на броне другие подразделения двигались. Батальону было приказано до утра отдыхать и ждать указаний. Поляков тяжело вздохнул – нелегко эти двое суток дались. Бросил начальнику штаба:

– Распорядись. Разберись с личным составом: убитые, раненые. Особенно командиры. Живым отдыхать. Организовать охранение и питание. Петровича ко мне. Всё, действуй. – И без паузы: – Куда это Сорокин запропастился? Что он, Кутузова навек себе оставил? Так объясни ему, что это мой связной. Пусть лично мне доложит. – Устало добавил: – Совсем с ног валюсь. Двое суток на ногах. Где мои семнадцать лет? Помню, в ту пору к девкам бегал, и по трое суток не спал. А тут…

Алиев ухмыльнулся.

– Так то, Жора, к девкам. А тут за фашистами. С огоньком. Другое дело.

– Да… Тут дело другое. Немцы, румыны, венгры. Половину Европы Гитлер против нас собрал. И все фашисты. Но у нас большей частью, кажись, румыны. Мало я их под Одессой бил, так тут добавил. Правда, там и они нам подбросили. Век не забуду.

Начальник штаба ухмыльнулся.

– В этой войне все, кто против нас, – фашисты. Так что не сомневайся. – Помрачнел. – А насчёт Сорокина не переживай. На месте он. Доложить боится.

Поляков прищурился.

– Чего боится? Что и о чём доложить боится? А ну выкладывай.

– Кутузов пропал.

Поляков опустился на завалинку. Спросил шёпотом:

– Как пропал?

Алиев сел рядом. Вздохнул.

– Вчера первая рота у Донского тормознула. Дзот там был. Всю роту держал, а с ней и батальон наш.

Поляков вскинул брови.

– Это ты мне рассказываешь?

– Тебе, тебе. Слушай дальше. Не мог Сорокин ничего с ним поделать. Две пары бойцов посылал уничтожить эту гадюку. Погибли. А тут Кутузов. Сам вызвался. Ну и забросал этот дзот гранатами. Считай, подвиг совершил. Обеспечил успех. Взяли мы Донской. А потом глядь – Кутузова нет. Сорокин сначала думал, что он к тебе вернулся, не до поисков было. Только утром спросил меня. Так и выяснили, что пропал. Я по всем каналам проверял, и через Наталью тоже: где он может быть? Может, ранен? Не нашли. То ли землёй присыпан где-то лежит, то ли в тыл в бессознательном состоянии отправили, кто теперь знает?

Поляков встал, прошёлся. За полтора года войны он многое повидал, многих потерял. Сердце зачерствело, не плакало над каждым убитым. Но были люди, которые запали в душу. И были они ему особенно дороги, и эти потери он переживал тяжело. Часто вспоминал Любавина. И повоевали они вместе всего ничего – три дня. А он до сих пор частенько вспоминал майора, и всё примерял его к сложным ситуациям в своей жизни, думал: а что бы сказал Иван Кузьмич, а что бы сделал? Как будто советовался с ним, и свою жизнь строил по Любавину.

Быстро почувствовал Жорка особое расположение и к Кутузову. Слишком уж тот выделялся из общей массы.

Всем выделялся: и умом, и знаниями, и поведением. А уж опытом военным и смекалкой! Командирам фору даст! Не зря его и Никулин сразу приметил. Как он мне говорил? Мы с тобой одной крови. Вот и Кутузов был с нами одной крови.

Поляков задумался. «Что это я его хороню? Может, жив ещё? Мёртвым Кутузова никто не видел».

Алиев, пригорюнившись, так и сидел на завалинке. Жорка спросил: