Константин Ильченко - Путь домой

Смеркалось. Васька жевал какой-то корень, потом, чертыхаясь, его сплёвывал. Устали ужасно. Вначале решили идти в глубь леса, не останавливаясь, чем дальше, тем лучше и надёжнее. Так и сделали. Теперь ребята вообще не понимали, где и в какой части леса они находятся. Постепенно приходило понимание, что они одни, беззащитны и обречены.

Чувства их не обманывали. В те страшные времена не могло быть и речи о славных и добрых партизанах, описанных в многочисленных книгах советских писателей. Жестокая реальность, как всегда, оказалась намного прозаичней, и от этого – по-настоящему драматичной. Там, где белое, обязательно должно быть и черное, а там, где ожидаешь найти великолепие, рядом всегда оказывается уродливая действительность.

В тылу немцев по лесам бродили не только спецподразделения НКВД – там гнездилось немало вооруженных банд из дезертиров, мародёров и уголовников. Они, под видом партизан, грабили местное население, после чего удалялись в леса и вели там разгульную жизнь. И те и другие немцами воспринимались одинаково как враги. Повсюду рыскали агенты, задачей которых было внедриться в подразделения НКВД и банды для последующего их уничтожения. По этой причине как к первым, так и ко вторым случайному человеку попасть было невозможно, скрытность в таких делах играла первостепенную роль.

По сути еще дети, Гриша и Вася, не могли всего этого знать, – они, голодные и уставшие, с трудом пережившие холодную ночь, уже не хотели быть ни героями, ни партизанами, они мечтали об одном – о доме, где маманя и тепло.

День клонился к закату, как вдруг откуда-то сбоку на них выбежал человек с ружьём.

– Стоять и не дышать, легли на землю, мелкие, – повиновались, послышались шаги еще нескольких человек. – Кто такие? – продолжил допрос первый голос.

Ребята, когда им разрешили подняться, наперебой начали рассказывать историю, как они пробирались к ним, к партизанам, как томились в плену у немцев, как бежали. О том, что они хотят вместе с ними воевать с фашистами и бить их. Всё это прозвучало так искренне и наивно. В измученных глазах ребятни горела надежда, что наконец-то они добрались до своих. Гришка даже успел подумать, что, мол, надо же, когда совсем разуверились во встрече с партизанами, они тут же и появились.

Несколько человек, окруживших ребят, стояли молча. Их одежда напоминала всё что угодно, только не военное обмундирование, на одном даже была шляпа. Это тот, кто первым вышел на них. По мере рассказа слушатели начинали потихоньку гыгыкать, а потом и вовсе почему-то заржали, покатываясь со смеху.

Один, показывая редкие зубы, приговаривал: «Нашего полку прибыло… ой, щас сдохну!» – он нервно хватал воздух. Остальные ему вторили.

– Ладно, старшой, чё с мелюзгой делать-то будем? – вдруг замолчав, один обратился к мужику, стоявшему в демисезонном пальто. Тот, секунд пять подумав, скривился, смачно сплюнул, сказал:

– Чё делать? Не с собой же тащить? Я с Левым пойду, а вы тут им объясните, что без мамок в лесу опасно гулять. Только сделайте это быстро, не задерживайтесь.

– Так, может, пристрелим, делов-то на минуту? – серьезно и очень обыденно сказал тот, что был в шляпе.

– Сами разберётесь. Всё, мы ушли, – сказал старший, скрываясь с Левым в густом кустарнике.

Гришка не верил своим глазам. Внутри всё похолодело:

– Как же так, вы же партизаны?..

На его слова ответили животным смехом, и несостоявшиеся партизаны подверглись жестокому избиению, которое сдабривалось отборным матом. Их били с сознанием дела, мальчишки кричали от боли и страха.

Главное, чтобы не попадали по голове. Руки судорожно её обхватывали, остальное тело, оставаясь открытым для вонзающихся кирзовых сапог, каким-то образом самостоятельно извивалось, пытаясь спасти детские внутренности. Глаза зажмуренные, лицо заливала кровь, кричать уже не получалось. Слышались только утробные звуки после попавшего в цель удара. Вася потерял сознание, его тело послушно откликалось на каждый пинок. Даже птицы смолкли, пораженные человеческой жестокостью, а может быть, даже и не жестокостью, а сладострастием, с которым взрослые избивали детей.

Недалеко от увлекшихся бандитов, делавших с огромным удовольствием своё жуткое дело, стоял бородатый мужик с накинутым капюшоном на голову от дождевика. Он был из этих, но ни разу не ударил мальцов, правда, и в защиту ничего не сказал. Он стоял и курил, иногда искоса поглядывая в сторону товарищей. По его виду становилось понятно, что это зрелище производит на него гнетущее впечатление, он не согласен, но поделать ничего не мог. Единственное он знал наверняка – пацанов забьют до смерти. Один, похоже, уже отключился. Бородач, докурив самокрутку, громко её выплюнул и, резко развернувшись, двинулся к толпе.