Сергей Бортников - Путь командарма (сборник)

– Записанная-то зачем?

– Шпрехен зи дойч?

– Я-я…

– Тогда разуй глаза и прочитай надписи на бирках. Здесь чуть ли не все твои клиенты: Власов, Богданов, Бессонов… У Гитлера на каждого компромат имелся!

– А кто там еще есть?

– Какие-то неизвестные мне гады: Музыченко, Лукин, Потапов…

– Потапов? А ну-ка, давай сюда ленту…

Москва, Лубянка.

Начало осени 1945 года

Василий включил магнитофон [174].

Из динамиков полился резкий, временами срывающийся на болезненное повизгивание, голос. Узнать его не составляло труда…

– Бай ойх гейтэ гебуртстаг… [175]

Следователь довольно потер руки. Все… Конец Потапову, если уж сам Гитлер с днем рождения его поздравляет!

Но дальнейшие слова на чужом языке он, как ни силился, понять не смог и поэтому обратился за помощью к более образованному брату.

– «…A тебя, пса вонючего, еще будут возить в клетке по Красной площади, чтоб другим неповадно было. Понял?» – перевел Василий, не сводя глаз с Потапова, с равнодушным видом сидевшего на армейском, с дырочкой посередине, табурете. – Товарищ генерал, простите, ради бога, моего брата… Работа у него такая…

– Ничего.

– Я искренне преклоняюсь перед вашим мужеством. Простите еще раз!

– Успокойся! Мы не на базаре, а в госучреждении… – попытался остановить неожиданный порыв своего близкого родственника полковник, но это только еще больше раззадорило Василия.

– Что, уже родному брату глотку заткнуть пытаешься? Может тебе напомнить, кто из нас старший на целых десять минут? Человек самому Гитлеру заехать в глаз грозился, а мы его, точно последнюю сволочь, будем и дальше мучить допросами? Сегодня же, слышишь – сегодня же – доложишь в Инстанцию о существовании записи разговора Потапова с Гитлером. Иначе не брат ты мне! – основательно разошелся Василий, который, как Михаилу Ивановичу удалось установить позже, служил на оперативной должности в управлении контрразведки.

– А ты понимаешь, что у тебя из-за этого могут возникнуть неприятности? – не сдавался следователь.

– Ну и хрен с ними! Генерал Потапов бесноватого фюрера не убоялся, а я должен на какие-то неприятности оглядываться?!

Подмосковье, Одинцово.

Сентябрь 1945 года

Командарм собрал вещи и вышел на улицу. За спиной маячил уютный деревянный домик в Одинцово, в котором еще оставались жить люди. Теперь они с завистью глядели изо всех окон на единственную дорогу, по которой генерал шел к легковой машине. Мгновенье – и из трофейного «опеля» вышел сияющий Жуков в парадном мундире, щедро увешанном правительственными наградами.

– Ну, здравствуй, мой Михаил Архангел, – раскинув в стороны крепкие крестьянские руки, прохрипел он.

– Здравствуйте, дорогой Георгий Константинович!

Они обнялись.

В это время второй раз хлопнули двери, выталкивая из салона автомобиля на улицу хрупкого мальчишку лет пятнадцати, сразу напомнившего Потапову его самого в далеком революционном, 1917 году.

Михаил Иванович зачарованно глядел, как сын бежит ему навстречу, и впервые в жизни еле сдерживал накатывающуюся слезу…

Уже в декабре 1945 года Потапову вернули все права, а также звание и награды. Кроме него, после тщательной проверки подобной чести были удостоены Абрамидзе, Антюфеев, Бикжанов, Борисов, Вишневский, Добросердов, Зайцев, Зотов, Корнилов, Лукин, Любовцев, Мазанов, Мельников, Михайлов, Музыченко, И.А. Наумов (тот самый единственный бригврач), Носков, Павлов, Прохоров, Романов, Скугарев, Снегов, Тонконогов. Вскоре этот короткий список пополнил генерал-майор И.И. Алексеев. 23 октября 1941 года Иван Иванович бежал из Полтавского лагеря военнопленных, перешел линию фронта и добрался к своим. Его держали под следствием до 29 января 1944 года, после чего уволили в отставку. Однако уже 16 января 1946 года вдруг решили восстановить в кадрах Советской армии. Однако так повезло далеко не всем!

Комбриг Николай Георгиевич Лазутин, находившийся под следствием органов НКВД, умер 2 ноября 1946 года.

Такая же участь постигла и генерал-майора Андрея Герасимовича Потатурчева, арестованного по ходу спецпроверки. И – опять же – было за что! Потатурчев первым из наших генералов попал в плен – кстати, в гражданском одеянии! – и на первом же допросе поведал врагу все, что ему было известно о структуре, командирах и перемещениях наших войск. В июле 1947 года он умер в тюрьме.