Сергей Бортников - Путь командарма (сборник)

Тяжело больной Владимир Николаевич, опершись на плечо своего командарма, последним покинул помещение. Какой-то ариец со свирепой рожей навел на них автомат, но его командир, немолодой уже штурмбаннфюрер, видимо, знавший о распоряжении Гитлера, отвел в сторону ствол «шмайссера» и принялся руками разъединять словно сросшуюся пару.

Однако Михаил Иванович и не думал отпускать своего боевого побратима. В конце концов немцам это надоело. Кто-то ударил Потапова прикладом по спине, и он рухнул на быстро пробуждающуюся после длительной зимней спячки землю…

Прозвучали выстрелы.

Сотенский в последний раз взмахнул руками и замер.

Навсегда. Очнувшийся командарм приподнял его недвижимое многострадальное тело и закрыл веки…

Германия, «Моосбург».

29 апреля 1945 года

Эвакуировать пленных эсэсовцы так и не успели.

Утром 29 апреля совсем рядом раздался треск автоматов. И не немецких, – их узники, все, как один бывшие кадровыми военными, давно научились распознавать по звуку.

В рядах фашистов возникла паника.

Кто-то убегал в глубь лагеря, иногда оборачиваясь и ведя беспорядочный огонь в сторону почему-то распахнувшихся ворот, кто-то падал на землю, а кто-то уже положил на грунт свое табельное оружие и смиренно поднял «лапки».

Потапов долго не мог понять, что происходит, и сообразил только тогда, когда над ним склонился американский офицер.

– Гитлер капут! – вместо приветствия выкрикнул янки, оскаливая ровные белые зубы в доброжелательной улыбке. – Фридом! [166]

Кто-то плакал от счастья, кто-то растерянно носился взад-вперед по плацу, не зная – радоваться ему или огорчаться по причине освобождения лагеря не советскими, а американскими солдатами, кто-то, не задумываясь о последствиях, хлебал виски из фляг щедрых союзников.

Как вдруг…

– Кто будет генерал Потапов?! – на ломаном русском спросил в рупор переводчик – потомок первых переселенцев из России в Америку.

– Я…

– Вас хочет видеть командир!

…За широким столом в кабинете, ранее служившим начальнику лагеря, восседал рано начавший лысеть молодой человек в кителе с погонами майора экспедиционных войск. Небритый, неряшливый, может, такой вид объяснялся тем, что последние несколько суток офицер не спал и практически не выходил из боя.

Увидев Михаила Ивановича, он приподнялся и протянул руку, словно старому знакомому.

– Майор Коллинз! – отрекомендовался он на родном языке и уставился на своего переводчика, мол, понимает его русский или нет.

– Командарм Потапов, – развеял его сомнения только что освобожденный узник.

– Рад вас приветствовать, господин генерал! Персонально!

– Почему именно меня? В лагере есть люди выше по должности и по званию.

– А особые инструкции я почему-то получил только на вас двоих! – рассмеялся янки, а следом и его переводчик.

– Не понял…

– Скажу прямо: мы предлагаем вам сотрудничество. Перелет за океан, смена имени-фамилии и даже, если хотите, внешности. Разумеется, конфиденциальность гарантируется. Вы погибли при освобождении лагеря – и баста.

– Не выйдет. Слишком много свидетелей.

– А вы думаете, что кто-то из них вернется в Россию?

– Не думаю – знаю. Вернутся все!

– Вы даже не представляете, что вас там ждет. В лучшем случае – Сибирь, в худшем, – он приставил палец к виску и снова рассмеялся, точно юродивый, – в худшем – пиф-паф!

– Я видел смерть и давно перестал ее бояться.

– Но вы еще подумайте, ладно? Если созреете – обращайтесь напрямую ко мне.

– Не созрею – уеду на Родину, во что бы то ни стало.

– Ясно! – майор обошел вокруг стола и снова протянул ему ладонь. – Гуд бай, господин генерал, как у вас говорьят, – счастливого пути…

– Спасибо!

– А кто второй в моем коротком списке, вам не интересно?

– Ну почему же…

– Некто господин Ковин, знаете такого?

– Не имею чести.

– А наша разведка доложила, что вы практически неразлучны еще с «Проминента»…

– Брехня! – вспомнил полюбившееся украинское слово командарм.

– Что ж, ваше право… Господин капрал, проведите генерала и доставьте ко мне Ковина.

– Есть!

Франция, Париж.

9 мая 1945 года

С того дня Тимофей Егорович пропал. Как будто в воду канул.

Среди бывших постояльцев лагеря кто-то пустил слух, что ученого настигла шальная пуля, когда его везли в открытом «виллисе» в Берлин на встречу с высшим командным составом войск союзников.