Ольга Пустошинская - Виктория

– Вакуированная? Оно и видно… Пятнадцать рублёв, по одной в руки дают, без карточек… С первого числа карточки будут. А на рынке триста рублёв буханочка – есть не захочешь!

Пятнадцать рублей – ровно столько и было. Вика отстояла длинную очередь, получила маленькую буханку чёрного пахучего хлеба, спрятала под куртку. Несла её за пазухой как котёнка, как живое существо, чувствуя сытный запах, от которого кружилась голова. И почему раньше ей не нравился ржаной хлеб?

Побродив немного по улицам, Вика намёрзлась и решила вернуться в коммуналку к Валентине. Холод гнал, поторапливал, ноги сами несли её к дому.

Вика толкнула общую дверь в квартиру, прошла по коридору, заставленному корзинами, тазами, лыжами и ненужным хламом и поскреблась в Валину комнату.

– Кто там? А, заходи.

– А хозяйка не будет сердиться? – шёпотом спросила Вика.

– Не будет. Я попросила за тебя, она разрешила недолго пожить, небескорыстно, правда. У её сына глаза болят, просила посмотреть.

– Конечно, без вопросов… – Вика вытащила хлеб из-за пазухи, положила на стол и похвалилась: – Меня взяли на работу в санпропускник!

– Как хорошо! – всплеснула руками Валя.

– А знаешь, под чьим началом? Жуканиной Анны Ивановны. Я не сразу догадалась, что это она,

– А ты её знаешь?

– Знаю заочно. – Вика разделась и потёрла озябшие руки. – Я читала статьи, как в войну она работала в эпидемстанции. Во многом благодаря Жуканиной не случилось эпидемий. И этот санпропускник на вокзале она организовала. Чудесная женщина, а ведь молодая совсем!

– О какой войне ты говоришь? – Тёмные брови Валентины поползли вверх.

– Об этой, – смутилась Вика.

– А звучало, будто в прошедшем времени, – засомневалась Валя и вздохнула: – Это всё последствия контузии.

– Это я мечтаю, война кончится когда-нибудь, – нашлась Вика и поспешила перевести разговор в безопасное русло: – Серёжка, чай будем пить?

– Будем! А можно мне конфету?

…Пили чай с хлебом, намазанным прозрачным слоем масла, с печеньем и карамельками.

– Я так не хотела уезжать из Москвы, – призналась Валя, – из-за Серёжки пришлось. Слух кто-то пустил, что немцев видели в городе, может, просто слухи, я верить не хочу. Ты что-нибудь знаешь?

– Нет, ничего не помню. Расскажи.

– Шестнадцатого октября собралась на работу. Я на заводе работаю в отделе контроля. Подхожу к метро, а там толпа. Все в панике: метро закрыто, трамваи не ходят, автобусы тоже… Мы пешком с сослуживицей пошли. Приходим – проходная закрыта, никого на территорию не пускают. Говорят, домой идите, не работает завод, вам всё сообщат. Мы стоим в растерянности. Как так? И что теперь?

Делать нечего, домой пошли. Тут вижу: ветер несёт какие-то обрывки бумаги прямо на меня, портрет чей-то разорванный. Поймала обрывок, а это портрет Сталина: его нос, усы, лоб с зачёсанными волосами. А на помойках горами красные книги, знаешь, эти ленинские сборники, «Истории партии». Люди испугались и стали выбрасывать. Вот тут мы и поняли, что немцы будут здесь не сегодня, так завтра. Чудовищно, просто немыслимо…

Валя замолчала, пытаясь справиться с волнением, потом продолжила:

– Страшно было… Своих бандитов не боялись, хотя их было, наверно, много. Мы слышали, что стали грабить закрывшиеся магазины и склады. А вот немцев боялись, уже были наслышаны о зверствах. Нам с сотрудницей повезло: возле бакалейного магазина раздавали крупы и сахар, я получила три кило пшеничной крупы, сахара и пуд муки. Это всё теперь пригодится… По шоссе шла толпа людей, как на демонстрации, только с чемоданами, мешками, узлами вместе флагов. А потом мне позвонили и предложили эвакуироваться с заводом в Куйбышев. Говорят, что и Сталин покинул Москву.

– Нет, он остался в столице. Сначала хотел уехать, но передумал, только дочь отправил в Куйбышев, – уверенно сказала Вика.

– Ты это точно знаешь? – просияла Валя.

– Абсолютно.

– Слава богу! – выдохнула она. – Теперь я знаю, что Москву мы отстоим.

– Это только так говорят, а никакого бога нет, – влез с замечанием Серёжа.

– Отстоим, я знаю. Верь мне. И до самого Берлина дойдём, и красный флаг будет развеваться над Рейхстагом.

– Ты так уверенно говоришь, что я верю.

– И верь. Это точно, как завтра взойдёт солнце.

– Вика, а родители у тебя живы? – Валя отхлебнула остывший чай и отставила чашку в сторону.

– Отец умер три года назад, а мама… она далеко, в Ташкенте. – Вике почему-то пришёл в голову Ташкент.