Николай Терехов - Расскажи мне про Данко

— Теперь из другого дома покажи. Я его на вспышке и накрою.

Приготовился Калошин. Немца не видно. Хорошо замаскировался. Ждет старшина, сейчас Крамаров высунет чучело. Снайпер выстрелит, вспыхнет дымок из его винтовки, а он, Калошин, по этому дымку и накроет его.

Крамаров высунул чучело. И тут же каска снова: дон-н. А Калошин молчит.

— Почему не стреляешь? — спросил боец старшину.

— Мы хитры, да он тоже не дурак. Сменил место. Может, у него их не два, а целый десяток. Попробуй узнай, на каком он теперь. Что ж, будем узнавать.

Ходит Крамаров с чучелом по домам. То в одном месте его покажет, то в другом. Выяснили: три места у немецкого снайпера. С каждого места он стреляет один раз. Калошину бы только узнать, откуда будет стрелять фашист сейчас. В этом вся и трудность.

Вспомнил Калошин, как в тайге на соболя ходил.

— Идешь, бывало, по свежему следу, — рассказывает он Крамарову. — Вдруг след обрывается. Значит, наверху где-то сидит.

Глядишь наверх — не видно. Бывало, так затаится, что и не увидишь, пока не шевельнется…

Крамаров — боец догадливый. Смекнул, куда клонит старшина. Спросил:

— А если бы снайпер шевельнулся?

— Как сделать, чтобы шевельнулся?

Крамаров — боец смекалистый. Стал думать. А что придумаешь такое, если до этого немца далеко? Долго ломал голову Крамаров. Ведь надо так сделать, чтобы немец шевельнулся, но не стрелял.

— Достать бы «языка», — неожиданно сказал Крамаров Калошину.

— Зачем?

— Вот зачем. Выкопал бы я ночью во-о-н там, у самой насыпи, окоп. Посадил бы в него языка и заставил бы его утречком заорать: «По-мо-ги-те!» По-немецки заорать, конечно. Не железные же нервы у того снайпера.

— Попробуй. Может, и не железные.

Пошел Крамаров к командиру. Рассказал ему о своей задумке.

— Это не проблема. У меня их в подвале целая дюжина. Выбирай любого.

— Мне какой поголосистее.

— Они там все голосистые.

— А толмача у нас нету? — спросил Крамаров.

— Какого еще толмача? — не понял командир.

— Ну переводчика, — пояснил Крамаров. — У меня с немецким слабовато. А мне с ними поговорить надо.

— Чего нет, того нет, — пожал плечами командир.

Спустился Крамаров в подвал. Немцы в угол жмутся. Трусят. Крамаров стоит, разглядывает каждого. Вспоминает немецкие слова, которые за год войны узнал. Вспоминаются совсем не те, которые нужны. «Хенде хох» — руки вверх значит. Или «шнель» — быстрее. А ему нужно спросить: как будет по-немецки «помогите»?

— Вы по-русски понимаете? — спросил он.

Молчат.

— Ну, вот ты, — ткнул пальцем в грудь худощавого глазастого немца.

Тот спрятался за спины пленных.

— Как же ты, такой трусливый, хотел меня завоевать? Ну, а ты понимаешь по-русски? — спросил другого.

— Плехо понимайт. Плехо,- — сказал немец, а Крамаров обрадовался.

— Это ничего. Научишься. Знаешь, как по-вашему «помогите»?

Немец не понимал. Видно, за год не очень много узнал по-русски. Крамаров решил объясниться жестами. Взял себя за горло рукой да как закричит:

— По-мо-ги-те!

Дверь распахнулась, в подвал влетел командир с автоматом. Смотрит и ничего не понимает, Крамарова никто не трогает.

— Извините, товарищ командир. Это я общий язык с ними ищу.

— Я уж думал они тебя порешили, — сказал, выходя, командир.

Крамаров продолжал объяснять:

— Вот, если меня за горло схватят, я кричу «по-мо-ги-те!» А ты? Ты как кричишь?

— Хельфт, — догадался немец. — Их руфе хельфт.

— Хельфт? А «руфен» — это по-русски «кричать»?

— Да, «руфен» — это «кричьять».

Крамаров приказал:

— Ну-ка, руфен хельфт. Да погромче.

Немец закричал.

— Плохо. Зер шлехт, говорю. Ну-ка ты, — подступился Крамаров к глазастому. — Трусливые бывают голосистыми.

У этого голос оказался очень звонким и резким. Но с ним нужно позаниматься. Крамаров вывел его из толпы.

— Случаем не артист?

Немец закрутил головой. Не артист, значит.

— Ничего. Я из тебя сделаю артиста. Ну-ка, давай руфен хельфт.

И снова плохо. Долго бился Крамаров с этим артистом. Наконец разозлился. Поставил немца к стенке. Вскинул автомат… Сейчас выстрелит. Немец с перепугу так заорал, что у самого Крамарова по спине холодок прошел.

— Гут! Зер гут! — похвалил Крамаров артиста.

Теперь немец понял, в чем дело, и кричал хорошо.

Рано на рассвете они были уже в яме. Крамаров выждал, когда получше высветятся снайперские укрытия. Скомандовал немцу. Тот присел и, будто к его горлу приставили нож, завопил: