Николай Терехов - Расскажи мне про Данко

Сколько торжества, сколько радости было у самураев! Поднявшись со всех сторон, они с криком побежали к танку. О чем они думали в этот миг? Наверное, думали, как возьмут на поругание советского командира. А командир снял водителя с места, уложил его поудобнее, сел за рычаги.

— Громи их! — крикнул он башенному стрелку. Взревел мотор, и пошла кружить стальная машина по японским пулеметам.

И все-таки пришлось вернуться назад.

Когда на поле боя опустились сумерки, Агибалов снова пошел в глубь неприятельской обороны. И выручил. Два танка шли на буксире. Но это были слишком грозные машины, остановить которые еще раз японцам не удалось.

Тридцать два раза ходил в атаку Михаил Агибалов. И каждый раз проявлял себя смелым и мужественным танкистом.

Ну, а как же он, Владимир Хазов, поступил бы на месте Михаила? Он в себе не сомневался. Но смелость проверяется на войне. Для него полем боя был танкодром. Здесь, на танкодроме, он водил в яростные атаки свой взвод, учил танкистов стрелять по цели из любого положения: с ходу, с места, с коротких остановок, применял опыт героев, которые воевали на испанской земле и воюют на земле монгольской.

Советские бойцы защищали покой Дальнего Востока, а над западной границей нависали грозные тучи.

В тот день, когда на города упали первые бомбы, Владимир Хазов снова сел писать рапорт.

«Гитлеровская Германия напала на мою Родину. Я прошу направить меня в действующую Армию. Буду уничтожать врагов беспощадно».

В этот день в Ульяновском танковом училище на митинге выступил командир курсантского батальона Николай Антонович Дорошкевич. Курсантский батальон уходил на фронт.

— От имени курсантов я заверяю личный состав училища, что мы будем защищать Советскую Родину мужественно, умело, упорно отстаивать каждую пядь земли, не щадя своей крови и самой жизни.

В этот день во Владивостоке на рапорте Владимира Хазова командир части написал: «Отказать».

— Не можем мы ослаблять восточную границу, — сказал он.

— Все равно будете посылать! Так пошлите меня.

— Надо будет, пошлем.

Он пишет второй рапорт. И на нем снова короткая надпись: «Отказать». Он пишет третий — добился.

В эти дни все чаще вспоминались друзья. Где теперь Иван Шигай, мечтавший стать юристом? По каким дорогам увела война осторожного и рассудительного Вольку, проказливых Живодерова и Бырбыткина?

На дворе зима. Морозы лютые, вьюги злые. Немцы рвутся к Москве. Не спрячешься в теплой хате. Надо быть начеку.

Грустно. Что-то давно нет писем от матери. Как она там, в Кувае? Как живут кувайцы?

Забрался в танк, приладил на колени планшет, стал писать письмо.

«Дорогая Лиза, пишу тебе с передовой. Враг однажды уже получил под Москвой. Сейчас собирается с новой силой. Будет большая схватка, но мы не пустим его к столице…».

В танке стало темно. В верхнем люке появилась чья-то тень. Владимир оглянулся.

— Товарищ командир, быстрее, вызывает ротный, — это был башнер.

— Иду, — положив недописанное письмо в планшет, сказал он.

— Есть боевое задание, — сказал ротный.

— Слушаю, товарищ командир.

— В соседней деревне враг. На рассвете ты со своим взводом должен ворваться в эту деревню и с помощью пехоты занять ее.

— Какие разведданные?

— Три танка и несколько орудийных расчетов.

— Тесновато будет взводу, товарищ командир.

— Однако надежнее.

— Внезапность — половина успеха.

— Уверен?

— Так точно. Если артиллеристы погремят, то мы подберемся незаметно.

Экипаж был уже в сборе. Никто ни о чем не спрашивал. Командир взвода сразу распорядился:

— Сливайте горючее из дополнительных баков.

И всем стало ясно: предстоит бой. Каждый сел на свое место: в танке все исправно, однако нелишне проверить еще раз.

— Все готово?

— Готово, товарищ командир.

Внимательно оглядел каждого. Башнер уже испытанный, горел в танке. На него можно положиться. Водитель тоже тертый калач. Только радист-стрелок не нюхал пороху.

— Не оробеешь? — спросил его Хазов.

— Не оробею, — твердо ответил солдат.

Дорога до деревни показалась невероятно длинной. Да и можно ли было назвать дорогой проложенный кем-то санный путь в перелесках. Ночь темная, след едва заметен. Хазов вышел из танка и, широко шагая по глубокому снегу, побрел впереди. В темноте дорога казалась висящей в воздухе, то и дело оступался.