Людвиг Ренн - Война

После полудня собрались на дороге.

— Господин фельдфебель! — ко мне, улыбаясь, подошел Мелинг. — Тут были арестанты, несколько рот. Охрана освободила их, а они напали на поезд с продовольствием, стоявший на вокзале, и распродали все запасы населению. Одной роте нашего полка пришлось вмешаться.

— Это совсем не смешно!

Я обернулся. Это сказал ротный фельдфебель, он свирепо смотрел на Мелинга.

— Запасы продовольствия, которые они распродали, принадлежали, собственно нам. На них мы должны были прожить несколько недель, а может, и больше!

— А как же это получается, что поезд еще стоит здесь, хотя наши части последние перед неприятелем? — спросил я.

— Мятежники распустили нашу полевую передвижную хлебопекарню и отправили людей на родину.

— Что-о? Откуда же мы получим теперь хлеб? — спросил Хёле.

— Сами должны печь. Для этого штаб корпуса и оставил нам здесь поезд с мукой и сахаром и другими продуктами.

— Как же мы будем печь на марше?

— Спросите об этом тех, кто распустил передвижную полевую хлебопекарню! — огрызнулся фельдфебель.

— Попадись мне сейчас один из них! — проворчал Хёле. — Раньше эти тыловые свиньи обжирались здесь, когда мы шли на смерть, а теперь они еще нападают сзади!

Из дома вышел командир роты. Мы стали навытяжку.

— Хлеб получили? — спросил он фельдфебеля.

— Нет, господин лейтенант. Придется печь на марше.

— Но это же невыполнимо.

— Думаю, что справимся, если господин лейтенант выделит в мое распоряжение всех пекарей роты — их пятеро. Двое из них будут печь всю ночь, а на следующую ночь — другие.

— Смотрите только, чтоб хлеб был как надо! — сказал Шубринг и удалился. А меня зло взяло. Не мог он разве ответить как-то по-другому на такое хорошее предложение?

— Но откуда господин фельдфебель достанет муку? — спросил Мелинг.

— Я своевременно запасся. Только с сахаром будет туговато.

Во второй половине дня все остальные части оставили город, и только мы в качестве арьергарда должны были оставаться здесь до утра.

В роте все больше росло возмущение бандами в тылу и особенно после того, как стало известно, что в Брюсселе шкурники выползли из нор, где они скрывались у местных жителей, и начали срывать с офицеров погоны. Говорили, что предводителем банды был врач-еврей доктор Фройнд или что-то в этом роде. Затем поднялось население Брюсселя. Войсковые штабы и немецкие власти едва сумели унести ноги.

В полдень следующего дня наша последняя часть вышла из тихого городка, и примерно через час мы соединились с остальным полком. Пятая рота влилась в нашу роту в качестве нового первого взвода под командой лейтенанта Сыманка. Взводы Ханфштенгеля и Хёле слились в один. Офицеры долго совещались. Потом появился командир роты и собрал вокруг себя всю роту:

— Я должен вам сообщить, что в Германии произошла революция. Его Величество император выехал в Голландию, кронпринц тоже. Приказ дивизии — выбрать в каждой роте трех доверенных лиц. Вы должны до завтрашнего дня представить по одному лицу от каждого взвода и сообщить мне, кто выбран. Замечу еще, что эти доверенные лица не являются солдатскими советами, как в России, — их задача состоит только в том, чтобы еще больше укрепить доверие между офицерами и рядовыми.

Лейтенант Сыманк стоял перед своим взводом, нахмурив брови. Он поднял руку к каске, которую так и не снял после марша.

— Позвольте, как вас понимать: «от каждого взвода — по одному доверенному лицу»? Считается ли моя рота тремя взводами или это один взвод?

— Мы же не можем выбирать доверенных лиц, сообразуясь с узко личными интересами каждого!

— Следовательно, одного, — отчетливо и холодно сказал Сыманк.

— Больше я ничего сообщить не могу, — сказал Шубринг.

Мы разошлись.

Доверенных лиц выбрали без всяких волнений: у меня — Мелинга, у Ханфштенгеля — Хёле и у Сыманка — ефрейтора Херрмана, солдата лет сорока, угрюмого с виду.

— Это один из членов организации! — сказал Хёле.

Мы маршировали. За одну ночь наши пекари истратили больше половины запаса муки. Но хлеб был плохо пропечен, так что ели его мало. Шубринг ругал и пекарей, и фельдфебеля.

— Господин лейтенант, — сказал фельдфебель, — такое может случиться с самым лучшим пекарем, если ему приходится печь в печи, с которой он еще не имел дела.

— Но у нас нет больше муки!

— Попробую достать еще, господин лейтенант.

На следующий день появилась запряженная волами двуколка с мешками муки.