Людвиг Ренн - Война

Я отбежал от дома метров на сто и остановился. Здесь мы были, пожалуй, в безопасности. Мои люди следовали вплотную за мной, Ханфштенгель и Хёле со своими людьми — позади.

— Черт бы их побрал! — ругался Хёле.

Через полчаса огонь начал повсюду стихать. Тяжелые снаряды продолжали бить только по лесу, и слева от него над деревней повисло облако гари.

Мы вернулись в дом. Вернулась и кухня. Ездовой вел обеих лошадей под уздцы и старался их успокоить. Лошади упирались, не хотели снова входить во двор.

Вечером пришел посыльный:

— Господам командирам взводов к господину лейтенанту.

Он сидел на плетеном стуле и не встал, пока мы рапортовали.

— Французы провели впереди нас атаку. Похоже, что они взяли в плен офицера и два взвода, которые занимали позицию перед болотом. Более точных сведений пока нет. Во всяком случае, они заняли небольшую площадь. Возможно, сегодня вечером мы должны будем сменить роту на передовой. И я надеюсь, что дух дисциплины под воздействием требований фронта возьмет верх над мелкими колебаниями момента!

Он отпустил нас кивком головы. Мы молча вышли. Значит, Шубринг не доверяет нам? Это возмутило меня. «Для того ли я старался выполнять твои дурацкие приказы, чтобы ты меня потом оскорблял?»

На следующий день мы продвинулись еще немного вперед. Французы, должно быть, прошли довольно далеко слева от нас, где был соседний полк. Поэтому мы залегли на поле наискось влево, готовые к прикрытию тыла нашего полка и артиллерии сзади. Там мы откопали небольшие окопчики. Я залег в воронку от снаряда. Светило солнце, но стоял уже как-никак ноябрь, и было холодно. Мне захотелось есть, но есть было нечего, потому что полевая кухня из-за неразберихи в тылу не смогла сегодня подвезти хлеба.

Подошли двое из моих людей:

— Господин фельдфебель, там в покинутом доме есть картошка. Позвольте нам отлучиться туда, сварим и для взвода!

Командира роты не было, его посыльные не знали, куда он отправился. Я обсудил вопрос о картошке с Лейтенантом Ханфштенгелем и унтер-офицером Хёле, и мы решили варить картошку совместно.

— Поглядите-ка туда! — сказал Ханфштенгель. — Что-то мне это кажется подозрительным.

— Я и сам уже битый час наблюдаю — там все время какие-то отдельные фигуры движутся в обратном направлении.

— Пойду посмотрю, в чем там дело, господин лейтенант, — сказал Хёле. — Я этой банде давно уже не доверяю! По тому, как парни несут пулемет, уже можно судить обо всем!

Хёле возвратился:

— Они говорят: завтра в обед будет заключено перемирие, а сегодня в шесть эта позиция будет очищена, так что нет смысла сложить здесь голову. Я эту банду отчитал как следует. Спросил их также: что же, нет у них офицеров, что ли? Последнего, говорят они, убило вчера в доме.

Рамм! — неподалеку от нас в землю врезался снаряд. Впереди снова усилился огонь.

— Какой им смысл, — сказал Ханфштенгель, — палить что есть мочи по позициям да еще вдобавок идти в атаку? Что это им — потеха, что ли, уложить еще кучу людей, пока это разрешено международным правом?

— Верно, они хотят расстрелять свои боеприпасы, — сказал Хёле.

— По-моему, это не причина — стрелять забавы ради, — сказал Ханфштенгель.

Солдаты наварили гору картошки. Молодой, худой, как скелет, парень притащил себе полную каску. Я остановился, как бы случайно, у его окопа — поглядеть, справится ли он с этой кучей и будет ли есть вместе с шелухой. Картошку он почистил, но всю, съесть не смог. От обилия картошки мы сразу почувствовали довольство и умиротворение — я мог об этом судить по себе. Мы сидели в своих окопчиках, а неподалеку от нас по-прежнему рвались снаряды. Но они уже никого не беспокоили.

Стало смеркаться. Взошла луна. С нашей стороны артиллерийские залпы смолкли окончательно. Должно быть, наши батареи уже отодвинулись, чтобы освободить дорогу пехоте. Французская артиллерия тоже вела теперь вялый огонь.

В шесть часов мы начали отходить, рассыпавшись в цепь по полю. Радовался ли я? Я сам спрашивал себя об этом. Я чувствовал, что освобождаюсь от постоянного страха последних лет. А в остальном? Я не знал, какие последствия будет иметь перемирие, и мне было как-то тревожно. Но ночь все же была хороша.

Мы шли всю ночь и к рассвету прибыли в маленький городок с тесными улочками и мрачными домами. Мой взвод расположился в саду позади какого-то загородного дома; здесь стояли только цветочные вазы со скудной растительностью. Мы проспали до полудня.