— День за днем — вроде незаметно, а все вместе дает представление о нашей нацеленности, — медленно, как бы проверяя свои мысли вслух, говорит Проценко, едва начполитотдела откладывает, дочитав, последний листок. — Вот если бы не просачивались гады!.. — комментирует он мою информацию о раздумьях и недоумении летчиков-корзуновцев. — Спасибо ребятам, что надоумили, не дали почить на лаврах. А то кое-кто уже разлегся. В мыслях, в мыслях… Главное же — оперативно мыслить. Дело общее, и счет у нас к фашистам общий… Согласен, отсылайте политдонесение, хотя думаю, что завтра придется приплюсовывать, — вдруг громко прибавляет он, заслышав неподалеку шаги. — Когда Местников узнает, да еще о радиограмме комфлота, то к самым причалам пролезет, но разрядится по цели…
— Точно! — раздается за нами. — Прибыли по вашему вызову, товарищ командир бригады!
В глазах Проценко мелькают и гаснут искорки лукавства. Он подмигивает мне:
— Ну-ка, встали…
Мы разом поднимаемся.
Перед Проценко и Конюшковым стоят три моряка в одинаковых, защитного цвета, непромокаемых костюмах. Только возраст отличает прибывших друг от друга, в остальном они под стать командиру бригады и начполитотдела — круглолицые крепыши, люди атлетического сложения, завидного спокойствия, огромной физической силы и выносливости, без чего немыслима служба на торпедных катерах. Старшим по званию и обличью сразу можно определить коренастого Местникова, типичного черноморца с многолетним загаром, с проблесками седины на висках, с черными, чуть на выкате глазами, отражающими волю и жизнерадостность. Два других моряка, пришедших вместе с ним, кажутся значительно моложе своего комдива, но та же решимость, похожая на упрямство, характеризует обоих: невозмутимого, на вид даже флегматичного командира отряда Константинова и угловатого юношу Хабарова с неотцветшим румянцем на пухлых щеках и с голубыми глазами. Не зная его, трудно по внешности даже предположить в нем одного из самых отчаянных героев штурма Новороссийска и освобождения Тамани. Смелость пухлощекого юноши известна всем катерникам. Хабаров отлично совмещает ее с трезвым, осмысленным риском, почему и числится в составе обеспечивающих, то есть тех, кто в критическую минуту принимает на себя управление кораблем, инициативу в бою, выбор единственно правильного положения для катера в момент торпедной атаки.
— Как настроение, товарищи? — справляется Проценко, испытующе глядя в глаза Хабарову и не сомневаясь в ответе.
— Нормальное, — как всегда на такой вопрос комбрига, отвечает Хабаров, а Константинов кивком подтверждает его ответ.
— Разрешите узнать? — сиплым, простуженным голосом осведомляется Местников. — Вы, кажется, упоминали о какой-то радиограмме и заодно обо мне…
Командир бригады весело, как и мне перед тем, подмигивает Местникову:
— Ушки на макушке, да, комдив?
Местников усмехается:
— Привычка, товарищ капитан второго ранга. Каждую ночь напролет слушать приходится: не чапают ли где всемирные завоеватели.
— Чапают, — не без насмешки повторяет комбриг жаргонное словцо, жестко поясняя: — и ускользают…
Лица моряков мрачнеют, но Проценко уже справился с подмывающим раздражением и внезапно объявляет торжественным голосом:
— Так вот, есть радиограмма для нас с вами, Александр Александрович. Комфлот обратился к нам с напоминанием — не давать фашистам покоя, усилить атаки, добиться, чтобы враг не смел высунуться в море, топить до последнего! Что скажете?
Пауза почти незаметна.
— Разрешите доложить, из района Севастополя, оттуда виднее, — с готовностью произносит Местников.
Константинов и Хабаров, поддакивая, кивают.
Комбриг прищуривается:
— Встретил, атаковал, утопил, так?.. Не возражаю, но условимся: этими тремя словами сообщаете только в том случае, если утопите одну бэдэбэ, а если больше — жду уточнений. Давайте-ка сюда.
Он достает из планшета карту Севастопольской бухты и подходов к ней. Ветер теребит хрустящий лист, выгибает его, как парус.
Положив карту на разостланный реглан и прижав углы ее камешками, Проценко принимается выкладывать сведения, которыми располагает и которые уже известны нам… Неведомо где, фашисты имеют потайную лазейку и, пользуясь ею, пробираются из Севастополя в море незаметно для всех, кому поручено держать и обеспечивать блокаду. Доказательство— караваны БДБ и транспортов противника. Их обнаруживают каждый день на рассвете вдали от берегов наши летчики. Курс, по которому следуют караваны, неизменный: из Севастополя в Констанцу. Правда, многие из них, благодаря действиям пикировщиков Корзунова, идут вместо порта назначения на дно Черного моря, но факт остается фактом: в кольце блокады явно не хватает звена или, еще точнее, между звеньями есть щель…
Читать дальше