Николай Личак - Офицер артиллерии

Артиллерийский дивизион капитана Ковтунова в этих боях уничтожил десятки вражеских орудий и минометов, танков и самоходок. Близ станции Гумрак артиллеристы захватили гитлеровский аэродром с исправными самолетами. В бою под Сталинградом батарея старшего лейтенанта Васильева взяла в плен более полусотни гитлеровцев, а расчет старшего сержанта Тогузова подбил и уничтожил восемь танков и самоходок.

2 февраля окруженная группировка перестала существовать.

Через несколько дней поздно ночью Ковтунов и Михалев возвращались из штаба дивизии. Оба молчали, погруженные в думы. В свете фар кружились золотые снежинки. Справа и слева высились развалины города-героя, густо усыпанные снегом. «Так вот он какой, непобедимый Сталинград! — думал Ковтунов. — В груду развалин, в камни и пепел превратили гитлеровцы город, а он все-таки выстоял!»

В штабе им сообщили приказ о выступлении на станцию погрузки. Дивизию перебрасывали на Центральный фронт. И мысли Ковтунова уже были там, в районе новых боев.

— Да, сильно досталось Сталинграду, — вздохнул Михалев, всматриваясь в развалины. — Много тут поработать придется, чтобы восстановить город. Но какая победа! — Он повернул оживившееся лицо к Ковтунову — Полторы тысячи танков взяли! Читал? Целехоньких! Семьсот пятьдесят самолетов. Семь тысяч шестьсот орудий. А пленных? Девяносто одна тысяча! Внушительно? Это, понимаешь, Георгий Никитич, если построить в колонну по четыре, так она на одиннадцать километров вытянется!

— Высчитал! — усмехнулся Ковтунов. — Это интересно. Насчет колонны. Но для чего тебе?

— Как «для чего»? — удивился Михалев. — Для наглядности. Политинформацию, беседу буду проводить.

— А не ошибся?

— Ну чего ж тут ошибаться. А если и ошибся маленько — не беда. Знаешь, как Суворов ответил адъютанту на вопрос, сколько турок показывать убитыми? А пиши, говорит, братец, побольше — чего их жалеть.

Оба рассмеялись. Потом Михалев задумчиво сказал:

— Вот и оставляем мы Сталинград… Теперь тут, можно сказать, глубокий тыл.

— Да, — согласился Ковтунов. — Но битва за Родину еще не закончилась! Нет! Она будет продолжаться и там, на Центральном фронте, дальше, и до тех пор, пока мы не победим. Иного исхода быть не может.

Вьюжной февральской ночью эшелон шел к фронту. В штабном вагоне командир дивизиона капитан Ковтунов, его заместитель по политчасти капитан Михалев, разведчик Запольский, начальник штаба, командиры батарей собирались ужинать.

Старенький, разболтанный по всем сочленениям вагон потряхивало, стучали на стыках колеса, ходуном ходили стены, раскачивался подвешенный к потолку фонарь, освещая докрасна раскаленную круглую чугунную печку, вокруг которой сидели, оживленно разговаривая, офицеры.

Только сегодня днем, перед погрузкой на станции Гумрак, были вручены правительственные награды за бои под Сталинградом. Командир орудия старший сержант Тогузов получил орден Ленина, Ковтунов и Васильев — орден Красного Знамени, Михалев — Отечественной войны I степени, Запольский и Троицкий — Красной Звезды.

В бесчисленное множество щелей свирепо задувал ветер. Новый ординарец Ковтунова, заменивший Троицкого, которого после настойчивых просьб Ковтунов отпустил в «строй», — донской казак Дудка, с большими, закрученными в стрелки усами, — накрывал на «стол». Роль стола выполнял большой деревянный ящик, застланный газетами. Дудка поставил на него три банки свиной тушенки, мелко нарезал твердое, замороженное сало, очистил несколько луковиц. Затем, наложив посередине горку больших ломтей черного хлеба и поставив кружки, отошел чуть в сторону и, подкручивая усы, вопросительно взглянул на командира дивизиона.

— Что смотришь, Дудка? — спросил Ковтунов. — A-а, понимаю…

— Николай Иванович, ради такого случая, я полагаю, и выпить немножко можно! Как думаешь? — обратился он к Михалеву.

— А почему ты у меня спрашиваешь? Ты же командир, — сказал Михалев, подвинулся ближе к ящику и кивнул Дудке.

Тот живо достал бутылку и, раскупорив ее, стал разливать водку по кружкам. Вагон сильно качнуло, горлышко бутылки звякнуло о край кружки, и немного водки выплеснулось на пол.

— У тебя что, большие запасы? — иронически спросил Ковтунов. — Эдак кого-нибудь и обделишь.

— Это у него после сражения с десантом все еще руки трясутся, — будто невзначай обронил Васильев.