…Я и сейчас, пожалуй, не смогу объяснить толком, как Гарееву удалось посадить самолет. Удар о землю был настолько сильным, что я потерял сознание. Первое, что я увидел, очнувшись, было низко склоненное надо мною лицо Гареева. Жив оказался мой командир. Я радостно вскрикнул и стал его расспрашивать.
— Все в порядке, — улыбаясь, коротко ответил он и добавил. — Помолчи, ты же, кажется, ранен?
К нам уже бежали солдаты и офицеры. Меня перевязали. На спине оказалось несколько незначительных царапин. Снаряд ударил в бронеплиту, и осколки, отскочив, попали мне в спину. Мы осмотрели самолет. Искорежен винт, повреждено правое крыло. В общем, небольшой ремонт. Через три дня самолет уже был в строю.
А мы, сдав самолет под расписку располагавшимся вблизи артиллеристам, вынули из фотокамеры пленку и на любезно предоставленной нам машине добрались домой. В полку нас уже «оплакали». И надо было понять радость товарищей, увидевших нас живыми и почти невредимыми!
Фотоснимки подтвердили успешность вылета нашей эскадрильи. Гареева и меня представили к награждению. Вскоре после этого мой командир получил звание лейтенанта и стал командиром звена.
Первое наступление советских войск на Миусе, как известно, не увенчалось успехом. Гитлеровцам все-таки удалось локализовать положение и удержать занимаемые позиции. Некоторое время обе стороны накапливали силы. А 18 июля 1943 года наши войска снова перешли в наступление, которое на этот раз привело к крупному успеху.
Для личного состава Н-ского гвардейского штурмового авиационного полка наступили горячие дни.
В один из дней наступления капитан Буданов вел эскадрилью на штурмовку железнодорожного эшелона. Эскадрилья появилась над составом в момент, когда он подходил к станции. К огню зенитных пулеметов, установленных на эшелоне, прибавился еще и огонь нескольких батарей, прикрывавших станцию. Гитлеровцы неистовствовали. Их пушки и крупнокалиберные пулеметы стреляли с предельным напряжением.
— Лейтенант Гареев! Подавите батареи противника! — приказал командир эскадрильи. — Я с третьим звеном иду на эшелон!
— Понял, товарищ командир! — быстро ответил лейтенант.
Его звено устремилось к ближайшей вражеской батарее. Пикируя, летчики били по ней из пушек и пулеметов, сбрасывали бомбы. Внизу все затянуло густым бурым дымом, а когда он рассеялся, Гареев с удовлетворением отметил попадания. Батарея была подавлена. Но в стороне вели огонь еще две. Лейтенант осмотрелся. Над эшелоном, в почти безветренном воздухе, медленно таяли многочисленные облачка разрывов. Зенитный огонь по самолетам, казалось, достиг предела. «Нужно немедленно оказать помощь. Штурмовать батареи по очереди? — размышляет Гареев. — Не годится! Пока будет молчать одна, откроет огонь другая. Кроме того, нужно продержать вражеских зенитчиков под огнем до тех пор, пока не будет выполнено задание, пока не уйдет от цели капитан Буданов. Это значит — штурмовать непрерывно. Хватит ли боеприпасов? Ведь надо еще оставить на обратный путь».
Взвесив все «за» и «против», лейтенант приказал разделиться на пары и штурмовать, чередуя боевые заходы с холостыми: все равно орудийные расчеты разбегутся, откуда им знать, будут стрелять самолеты или нет?
И лейтенант не ошибся — враг был подавлен.
Когда эскадрилья, не потеряв ни одного самолета, уходила от разбитого, искореженного, окутанного дымом и пламенем железнодорожного состава, в шлемофоне Гареева раздались слова командира эскадрильи:
— Молодец Гареев! Всем экипажам — спасибо. Прикрыли что надо!
Гареев, человек исключительного мужества и спокойствия в бою, сейчас растерялся и, вместо того чтобы ответить по уставу: «Служу Советскому Союзу!» — вдруг крикнул своему стрелку сержанту Саше Кирьянову:
— Слышишь, Сашок? Это нам! Понял?
Командир эскадрильи рассмеялся. Вспомнил, как еще недавно Гарееву не хватало опыта, знаний, как настойчиво тренировал он молодого летчика, приучал к. плотному строю, боевым порядкам. И день ото дня росло летное мастерство офицера, закалялась воля, вырабатывались самостоятельность, сметка. Вспомнилась и усидчивость Гареева, его любознательность. Нет, учеба не прошла даром!
В наушниках послышались голоса. Буданов принимал доклады летчиков. Некоторые машины получили незначительные повреждения. Одного из летчиков «царапнуло» осколком. Хуже было у другого: у его машины снарядом вырвало большой кусок плоскости, ухудшилась управляемость, снизилась скорость. Но когда Буданов спросил, сможет ли он дотянуть до аэродрома, летчик уверенно заявил:
Читать дальше