Олег Рябов - Свинцовая строчка

Мы счастливы, потому что заслуженно отдыхаем, пусть будут 2–3 дня, но это очень приятно после пережитого ада.

Идешь по тихим маленьким деревушкам, а над полями звенят сотни жаворонков, щебечут скворцы в скворечниках и поют петухи на огородах, радуясь первым лучам апрельского теплого солнца. Настоящая деревенская тишина почти не нарушается огромным количеством военных, населяющих здешние деревушки. Эти люди в условиях войны – что-то среднее между вами, тружениками тыла, и нами. Они, извините за грубость, трутни, но ведь без трутней улей обойтись не может; точно так же без этих людей не может существовать воюющая армия. Они спят на хороших постелях, имеют временных жен, высыпаются, по утрам пьют молоко, едят масло, катаются на велосипедах. Они пишут такие же письма с «фронта», и ничего не скажешь – они на Калининском фронте. Но не хотел бы я быть на их месте. Мне на днях одна девушка заметила: «Домой приеду, а о войне и рассказать нечего». Ты понимаешь, ведь они не видели немцев. Ну, я отвлекся, хотелось описать прифронтовой тыл. Тут тоже много опасности, и здесь, конечно, обидно оставить ноги или голову.

Вчера мы переходили на новое место и для сокращения пути пошли по глухой лесной дороге. Дремучий непроходимый лес, узенькая дорожка вся залита водой – здесь кругом вода. Дорога вся завалена деревьями, через каждые 50 метров завалы, заминированные нашими отступавшими прошлым летом войсками. Немцы завалы пропилили и по дороге ездили. Сейчас дорога залита водой, и мы шли по обочине, не обращая внимания на предостерегающие надписи «Мины!». Я и Лукинов шли впереди нашей группы метров за 30. Вдруг сзади взрыв, мы привыкли к этим звукам там, у себя, но здесь? «Откуда могут стрелять?» – спрашиваю я Лукинова. Нам кричат: «Мина, Федотов ранен!» Перепуганные, поворачиваем обратно, стараясь ступать по нашим старым следам. Не дошли пяти метров до лежащего в воде Федотова – снова оглушительный взрыв, кверху летит грязь и вода, обливая всех. Это единственная наша лошадь встала на мину, и ей оторвало ногу – пришлось пристрелить. Федотова я перевязываю, у него обе ноги искромсаны. А затем по середине дороги, по колено в грязи, на самодельных носилках из свежих осинок мы тащили Федотова три километра до ближайшего поселка.

Видишь, Таська, это в тылу, а сколько лесных тропинок исходил я на линии фронта и никогда о минах не думал. Чем больше находишься на войне, тем пугливее становишься. А раньше я ходил в очках и смотрел только вверх.

Люди весьма трусливы, теперь их в лес не затащишь, и по таким дорогам они по собственной инициативе уже не пойдут. Неделю тому назад мы жили в лесу, в маленьком самодельном домике, и единственной неприятностью считали змей, которых здесь очень много.

В лесу я заметил, что совсем разучился смеяться. К нам зашла сестра из медсанбата, веселая, жизнерадостная девчонка Анрида (мать у нее гречанка), и мы с ней вместе много смеялись. Трудно передать легкость этого смеха. Но мы еще будем смеяться, только не знаю, увидимся ли с Сугдинским. Он пока в Москве, но собирается на войну. А если он будет воевать с автоматом в руках, то вы его не увидите.

Иногда получаются сумбурные письма! А писать сел с удовольствием.

Привет из Ленинградской области! Много уже изъезжено и исхожено дорог, а десятая тысяча не кончается, что-то длинная она у меня получается.

Вчера было 1 мая! Я проснулся в 6 утра под каким-то грязным столом на заплеванном полу в первой попавшейся мне ночью избе. Всходило солнышко, на душе было легко и прекрасно, все гармонировало с природой, а 30 апреля был тяжелый напряженный день.

Мы на двух машинах поехали за снарядами на старые ОП (огневые позиции), которые находились у переправы на берегу маленькой речки. Подъехали и прикрыли машины елками, так как над нами кружилось три «Юнкерса» и как бы шныряли из одного конца неба в другой два «мессера». И вот один из бомбардировщиков, немного спустившись, увидел нас. Мы почувствовали это сразу, ибо он дает круг и идет прямо на нас на высоте 300–400 метров.

Таська, это красивое зрелище, ведь над нами не автомобиль, и не У-2, и даже не бомбардировщики, появляющиеся над Горьким на высоте один-два километра. Тут все близко, все видно! Мы разбежались вдоль речки, как сумели, и легли в ямки. Самолет дошел до нас и с крутого виража пошел вертикально в пике, одновременно летчик нажал на все кнопки пулеметов и на держатели бомб. В этот момент, скажу прямо, внутри все замирает. А дальше случилось чудо, и не будь этого, снаряды мы бы не привезли. Из-за леса выскочили три наших, горьковских, курносых «ястребка». «Юнкерс» бросил две бомбы и пошел за горизонт, преследуемый нашими истребителями.