Мишка Меркулов захохотал, а его вставной глаз глядел на меня недвижно и мрачно.
— Чему вы удивляетесь — спросил Аркадий. — Может быть, не согласны с тем, что мы должны жить без поводырей?
— Не могу понять, — сказал я сдержанно, хотя в душе у меня тяжко закипал гнев. — Если вы живете по тому закону, который только что изложили, то я не могу понять, как вы так свободно разгуливаете по городу среди людей? Вы обязаны быть в зоопарке — в клетке. У вас звериные инстинкты.
Аркадий не ожидал, должно быть, такого моего высказывания. Он отступил на шаг и, сощурясь, оглядел меня с головы до ног. Затем перевел взгляд на Женю, на Вадима, как бы спрашивая, каким образом очутился я в их среде. Вадим смущенно топтался на месте, а Женя склонила голову, чтобы скрыть улыбку. Аркадий кивнул мне пренебрежительно:
— Вы, стало быть, из тех, кто улюлюкает нам вслед на всех перекрестках? Хорошо, что не скрываете своих взглядов, — это достойно. Так вы идете с нами?
— Нет, — сказал я.
Аркадий вопросительно взглянул на Вадима;
— Мы же сговаривались?
Вадим в нерешительности пожал плечами, украдкой покосился на Женю. Аркадий кивнул в сторону «Пекина».
— Мы будем там. Меня ждет Елена. — Он сбежал со ступенек, уводя за собой друзей. Но тут же вернулся и сказал мне шутливо и со злым намеком;
— И еще запомните один совсем не христианский закон: «Утопающего — толкни».
— Ладно, запомню. — сказал я и невольно поежился. точно за ворот мне опустили кусок льда.
— Рисуется. — заметила Женя Вадиму, когда ребята от нас отошли. — Он все время рисуется, Аркадий твой.
— Он не рисуется. — сказал я.
Вадим пояснил с досадой:
— Просто у него есть определенность, свои суждения обо всем.
Нас всех троих сковывала неловкость — непринужденной простоты отношений не получалось. Я видел, что Вадиму не терпелось избавиться от меня и побежать вслед за приятелями. И я уже готов был оставить их. Но Женя, точно разгадав мое намерение, положила руку на сгиб моей руки — оперлась, чтобы поправить ремешок на босоножке. Задержала.
— Куда же мы все-таки пойдем? — спросил Вадим раздраженно.
— Пойдемте в цирк, — сказал я. — Люблю смотреть на ученое зверье.
Тонкая и снисходительная улыбка заиграла на румяных губах Вадима:
— Что и говорить! Зрелище для детей, солдат и нянек. Из детского возраста я вышел, в солдатах не ходил.
— Часть цирковых номеров я могу показать и здесь, — предложил я. — Могу разбежаться и сделать двойное сальто. Могу пройти на руках отсюда и до поэта. Хотите?
— Вы это сделаете без меня. Терять вечер в отделении милиции — перспектива не из веселых.
Я взглянул на Вадима и подумал: «Сейчас я выдам тебе сполна! Всю твою спесь собью».
— Тогда в Парк культуры и отдыха. На танцы!
Пиджак свалился с плеча Вадима.
Женя простодушно рассмеялась.
— Что ты все время усмехаешься, как дурочка! — процедил Вадим сквозь зубы. — Что нашла тут смешного?
— Просто я согласна идти в парк на танцы. Вот и обрадовалась.
— Счастливого пути! — Вадим повернулся и пошел в сторону памятника Маяковскому.
— Стой! — крикнула Женя. — Сейчас же вернись!
Вадим, задержавшись, взглянул на нее через плечо.
— Иди сюда!
— Не пойду.
Женя подбежала к нему. Он вполголоса выговорил;
— Мне надоели твои насмешки, твои намеки. Ты ведешь себя недостойно. Откуда этот парень взялся? Пусть он уйдет!
— Он не уйдет, — сказала Женя.
— Тогда уйду я.
— И ты не уйдешь.
— Уйду.
— Не уйдешь.
Вадим вскинул плечо, поправляя пиджак, и решительно зашагал прочь. Женя постояла немного, глядя ему вслед, затем вернулась ко мне. Она дышала часто и прерывисто.
— Пройдемся немного, — сказала она, не поднимая глаз.
Мы повернули за угол и направились вдоль улицы Горького.
— Алеша, вы злой? — спросила Женя; она взяла меня под руку.
— Нет, — сказал я.
— Зачем же вы так зло сказали Аркадию? Он даже растерялся в первую минуту. А я еще ни разу не видела, чтобы он когда-нибудь растерялся.
— Вы его пожалели?
— Нет, что вы!
— Я сказал не зло, но верно. Разве не так. Женя?
Она внимательно взглянула на меня.
— Видимо, так… Пойдемте на Пушкинскую площадь, постоим у фонтана.
В последние дни чувства и нервы мои вышли из повиновения.
Я не мог сладить с собой — надвигалась беда. Сама беда не страшна. С ней, столкнувшейся с тобой лицом к лицу, можно побороться, выстоять. Изматывает душу ее неясное предчувствие, ее крадущаяся во тьме поступь.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу