Владимир Богомолов - Сочинения в 2 томах. Том 2. Сердца моего боль

Третий щит наглядной агитации оказался у нас на пути в центре поселка: укрепленный на высоких металлических штангах в ограде «Unseren Helden [52] «Нашим героям» ( нем .). 1914—1918» — обязательный по всей Германии памятник местным жителям, павшим в Первой мировой войне, чьи воинские звания, имена, фамилии, даты рождения и смерти позолоченными готическими буквами были перечислены, увековечены на темно-серой, высокой и толстой гранитной плите, заботливо обложенной у основания букетами цветов; чаще всего изображался коленопреклоненный немецкий воин в каске, с мечом в правой руке, в сапогах, застывший в позе клятвы или скорбного раздумья. На этом щите так же броско и, пожалуй, еще б 'ольшими буквами, очевидно для того, чтобы немцы не забыли о своей вине — если только они могли прочесть по-русски, — было написано: «Германия — страна насилия и разбоя!»

У памятника я притормозил и подъехал к указанному Арнаутовым палисаду одного из десятков, в большинстве своем одинаковых, двухэтажных каменных коттеджей, тянувшихся по обе стороны улицы. Открыв ворота, я въехал во двор, где в глубине сада под деревьями стоял черный «опель-капитан», как мне показалось, это была машина майора Булаховского. С веранды, сплошь обсаженной густым широколистным плющом, доносились голоса, затем кто-то радостно закричал:

— Знал бы прикуп — жил бы в Сочи!

Я понял, что там играли в карты; собственно, главным образом ради «пульки», ради неизбывного азарта непонятного мне преферанса Арнаутов сюда и приехал: как он сам мне сказал, дню рождения Аделины он мог уделить не более часа.

— Мотоцикл надо поставить в гараж или в сарай, — сказал он мне, стоя уже у крыльца. — Мамус-хренамус... Я сейчас...

«Мамус-хренамус» означало, что я должен по-немецки, а точнее, употребляя немецкие слова договориться с хозяйкой или хозяином относительно пристанища для мотоцикла. Поправив китель и старенькую полевую фуражку, он ушел на веранду, и я слышал, как он здоровался и ему отвечали приветливо-оживленные мужские голоса.

Разглядев в саду меж кустов смотревшего в мою сторону старика немца в полосатой фланелевой пижаме и ночном голубом колпаке, я поманил его пальцем, и, когда он, кланяясь, испуганно-заискивающий, подошел, я в основном жестами, добавляя отдельные немецкие слова и показывая на циферблат часов, объяснил ему, что мне надо до полуночи оставить здесь мотоцикл, и в заключение для внушительности со значительным видом произнес фразу, которая, как я всякий раз убеждался, действовала на немцев неотразимо: «Бефель ист бефель!» [53] «Приказ есть приказ!» ( нем .)

Через минуту я уже закатывал мотоцикл в пустой гараж, старик усердно помогал и подталкивал сзади, упираясь темными морщинистыми руками и тяжело дыша, чем меня тронул или разжалобил, и я его, как говорил Кока, «приласкал» — дал ему пять штук немецких армейских сигарет, после чего он, приложив руки к груди, стал подобострастно кланяться, повторяя: «Danke sch (оn!.. Ein guter Mann!.. Danke sch (оn!.. Ein guter Mann!..» [54] «Спасибо… Замечательный человек!..» ( нем .)

О том, что я хороший человек, мне приходилось слышать от цивильных немцев десятки раз, в том числе и от Ганзенов, хозяев дома, где мы жили. Правда, в последнюю неделю-полторы, наверное, поняв, что убивать их не собираются и ничто страшное им не угрожает, они перестали прибегать к лести, а вот этот старик меня почему-то боялся и считал необходимым угодничать.

Когда, передав мне ключ, он, пятясь и продолжая кланяться, вышел из гаража, я, достав бархотку, освежил глянец на сапогах, одернул гимнастерку и застегнул верхнюю пуговицу стоячего воротника.

— Василий, ты готов? — появляясь на крыльце, позвал Арнаутов.

— Так точно! — бодро ответил я и, схватив из коляски кофр с пластинками, быстро вышел из гаража и закрыл ворота на ключ.

Когда я обернулся, Арнаутов с интересом смотрел на меня.

— Что, так и пойдем? — спросил он.

— А как? — не понял я.

— Русский офицер с женщин денег не берет!.. — сделав приподнятое строгое лицо, медлительно, напыщенно и с несомненной насмешкой или издевкой проговорил, точнее продекламировал, он. — Не берет и не дает!.. Мы приглашены на день рождения дамы, замечу, не просто дамы, а невесты твоего близкого друга, — после короткой паузы, переменив тон, пояснил он. — Ты офицер или хам, штафирка из пивной рыгаловки?.. Фу!!! — как собачонке, неодобрительно выкрикнул он мне. — Учишь тебя, учишь, и всё — мимо сада с песнями!.. Неужели ты думаешь, что мы можем прийти на день рождения дамы без цветов? Неужели ты думаешь...