Михаил Калашников - Летом сорок второго

Они приземлились на холме, внизу тек Дон. Светлая песчаная полоса тянулась по противоположному берегу. Из крутого склона горы торчали огромные меловые глыбы. За склоном начиналось горло узкой балки. Там угадывались побеленные стены хат и построек.

От ближней кошары заблеяла овца. Ей ответила собака, залившись отчаянным и коротким лаем.

Сбросив с себя парашюты и десантные комбинезоны (под которыми была форма внутренних войск), диверсанты свалили их в кучу, облили из фляжки керосином и подожгли. Сверились по компасу с картой, спустились с холма к реке и направились вверх по течению.

– Молодец штурман, – сказал Кремер, – выбросил, где надо: двумя километрами южнее Белогорья. К восходу надо быть на мосту.

Пройдя за ночь рыбацкими тропами вдоль Дона, в предрассветных сумерках Кремер обнаружил переправу. По мосту уже началось движение, хотя, может быть, оно не прекращалось и ночью.

Раскидистая верба накрывала шатром прибрежную площадку у моста. Рядом с поднятым шлагбаумом стоял часовой. Сонным и равнодушным взглядом провожал он коровье стадо. Какое по счету за эти дни? Часовой порядком притерпелся, наблюдая за потоком военных, гражданских и животных, усталость его зародила первые очаги апатии.

– Доложите по форме! – набросился Кремер на задремавшего красноармейца.

– Стрелок… комендантского взвода охра- ны… – приложив руку к пилотке, попытался ответить солдат.

– В чем дело, боец? – не давая ему опомниться, вновь резко заговорил Кремер. – Забыли форму доклада?

– Никак нет… товарищ майор, – рассмотрев наконец две шпалы в петлицах Кремера, ответил солдат.

– Давно на часах? – обратился «майор» к часовому.

– Всю ночь.

– И что, никто не сменил?

– Никак нет, – не пытаясь придавать голосу жалости, геройствовал часовой.

– Я снимаю вас с поста, боец, – коротко заявил Кремер. – Идите отдыхать.

Солдат оторопел от такого приказа. Он помнил, что с поста может снять только начальник караула либо разводящий, но за эти дни он насмотрелся на такие нарушения правил, прописанных в Уставе, что тут же пошел к ближайшему кустарнику, чтобы завалиться и выспаться. В последний момент какая-то сила превозмогла в нем усталость, в голову пришло решение пойти к своему командиру и доложить о случившемся.

Кремер уже вошел в роль начальника КПП. Как только промелькнул хвост последней коровы, ступившей на дощатый помост, за ней опустили шлагбаум.

Рассвет окрасил листву на кронах деревьев, из-за горы поднимался край багрового солнца. К переправе двигалась очередная партия беженцев на телегах и подводах. Навстречу им усталой походкой плелся снятый Кремером с поста часовой. Кремер схватил за рукав Цикавого, притянув к себе, прошипел ему в ухо:

– Убери его, быстро.

Цикавый коротко кивнул. Догнав часового, гуцул грубо схватив его за плечо:

– Товарищ майор документы твои требуют.

Тот машинально потянулся в карман гимнастерки, но, засомневавшись, остановился. Цикавый бегло посмотрел по сторонам и толкнул солдата. Часовой оступился, но на ногах устоял. Схватившись за ремень винтовки, часовой хотел сдернуть ее с плеча, Цикавый новым ударом швырнул сонного солдата в заросли лозняка. Насев сверху, разбил ему лицо и отобрал винтовку. Закрывая губы и нос, боец хотел было закричать, но не успел: Цикавый с размаху проткнул его штыком. Кровь стекла по канальцу штыка и смешалась с росой. Сегодня земле предстояло напиться ею всласть.

Погибший часовой спешил к своему командиру, в хату на окраине села. Там-то и был настоящий КПП, который перенесли от моста с началом массовой эвакуации. Командир комендантского взвода и сам не понимал, для чего здесь поставлен его пропускной пункт. Он знал, что нельзя создавать проволочек, ограничился лишь проверкой документов у командиров подразделений, но каждый день ему приходили новые указания, противоречившие одно другому, а заодно и здравому смыслу.

Буквально вчера к коменданту прибегал бригадир местной МТС и спрашивал: когда настанет их очередь для переправы. Люди вторую неделю не расходятся по домам, ждут, когда поступит команда отправлять трактора на левый берег.