Дамир Губайдуллин - Воскресенье

За окном продолжал бушевать ливень. Город накрыла, казалось, годовая норма осадков. Северное лето, если не подходило к концу, то выходило на финишную прямую.

***

Она вышла на крыльцо и снова закурила. Ее не смущал дождь, за годы Страшной войны ей не раз приходилось просиживать под ливнем долгими часами. Руки тряслись от страха и волнения, она ждала этого часа всю жизнь, шанса посмотреть в глаза тому, кто предал их и отправил на верную смерть.

– Ай, – Апайка зажгла керосиновую лампу и приподнялась на кровати, – совсем с ума сошли, куда собрались?

– Рузилюшечка, мы туда и обратно, – Ангелина Портнова, уже переодевшаяся в обычный сарафан, присела перед ее кроватью, – ну, очень уж в город хочется, жених там у меня.

– Ага, целых 4, – прыснула Сокол, присев рядом, – Апайка, мы туда и обратно, мне надо на Яночку посмотреть, столько дней ее не видела. Мы же тропы знаем: быстро, туда и обратно. Нас там тем более встретят, Слава, из местных. Если что, дадим отпор товарищам хвашистам! – Рассмеялась она.

– Уф, Алла, – отвернулась от девушек Рузиля и накрылась одеялом, – идите, делайте, что хотите.

– Що хатите, это значит, мы свободны, – расхохоталась Ангелина и треснула по спинке кровати, едва не перевернув ее, – мы быстро, апайка!

– Да, туда и обратно! – Крикнула Сокол, и девушки выбежали из избы.

– Дуры, – сказала в темноте Рита и шумно вздохнула.

За окном бушевал ливень, казалось, порывы ветра вот–вот снесут жалкую избушку, а вместе с ней и спящих девушек.

Чиркнул огонек – женщина вновь закурила.

***

– Прошу понятых проследовать за мной. Вашему вниманию представляю нож, финский. Примерно таким пару дней назад был убит гражданин Карасев. Этот факт прошу внести в протокол. Как он оказался у товарища участкового, установит следствие, – проговорил Курганов. – Прошу понятых следовать дальше.

Еще никогда в служебном доме на окраине Берегового не было столько людей: эксперты, понятые, соседи, наблюдавшие со стороны. Курганову было не до них: он старался показать работу и пока преуспевал в своих трудах.

Женя сидела на крыльце, уткнувшись головой в колени, и напряженно смотрела вдаль. Ветер трепал подол голубого сарафана, но она не замечала прохлады. Она не брала нож в руки, но все равно знала, что является главной подозреваемой в убийстве Карасева. Перелом внутри девушки двигался в развитии: она не считала миллионеров врагами, но и товарищей в них больше не замечала. Почти. Глядя на то, как трясется над делом Елены Павловной Ракицкой Давыдов, упорно не отдавая его, а следователь Курганов пытается доказать ее, Женину вину, Круглова чувствовала страшное отвращение. Ее мир ломался, как бумажный дом сдуваемый ветром, и единственной опорой в этой буре казался Олег, как будто бы знавший все с самого начала.

– Поговорить надо, – взял ее за руку Сухов.

– Олег, они меня посадят, – вскочив, прошипела Женя, сжав зубы, – меня, советского милиционерахотят в тюрьму отправить, за то, чего я не делала.

– Ох, потрясающая прозорливость. Пойдем к забору, там не слышно.

***

– Короче, тебе надо отсидеться там, за «колючкой». Пока все не уляжется, и мы не найдем убийцу Карасева.

– Нет, ты сумасшедший, – кинулась обратно к забору Женя, – я никогда от своих бегать не буду!

– Чего шумим? – Неспешно подошел к ним Золотов, раскуривая папиросу. – Милые бранятся, только тешатся? Ну, тешьтесь.

– Василий Степанович, они, – обернулся Олег, взглянув на милиционеров, стоящих возле желто-синего УАЗа, – они ее посадить хотят. Упрятать за решетку.

– Правильно, и посадят, – кивнул мужчина, пуская дым кольцами, – а в СИЗО вас, скорее всего, убьют. А знаете за что? Потому что история Елены Павловной Ракицкой уходит в не самое далекое, но не приметное прошлое, вот. Это правда, которая никому не нужна. Вытаскивать дерьмо наружу в наше время опасно и крайней не востребовано, а вы все чего–то искать пытаетесь. Поэтому молодой человек прав, товарищ участковый, прав, вам нужно исчезнуть, на какое–то время. А с возвращением уже во всем разобраться.

– Вы больны, товарищи, – гордо подняла голову Женя, – я советский милиционер, а не преступник, понятно? Я чиста перед мундиром, партией и народом! Мне слишком честь дорога, чтобы как трус по лесам бегать!

– Мда, тяжелый случай, – покачал головой Василий Степанович, улыбнувшись, – давай, товарищ Сухов. Крайняя машина, желтая «Копейка», там ключ в замке зажигания. Двоих я беру на себя. Ну, вперед, спасай свою суженую. Уж больно прыткая она у тебя только. Усмирять надо.