Митко Яворски - Люди переменились

— Если можешь бумаги мне дать, я тебе по гроб буду благодарен.

— Это можно… А на что тебе бумага-то?

— Мысли свои записывать, — пояснил Герган.

— А на что тебе мысли записывать? — удивился Митю Христов.

— Чтобы сохранились.

— Ишь ты! — в недоумении произнес Митю Христов. — Помню, отец мой покойный, когда дом собирался строить, сырой кирпич черепицей покрывал, чтобы его дождем не размыло, сохранить его, значит, хотел. Это я понимаю. А мысли — для чего их тебе сохранять?

Митю Христов взял стремянку на плечо и, обернувшись в дверях, произнес:

— Бумаги я тебе дам, потому как мы с тобой земляки.

Герган шагнул к нему, чтобы пожать ему с благодарностью руку, но тот уже повернулся к нему спиной и вышел. Замок щелкнул.

Войдя к себе, Митю Христов заметил на столе сложенную бумажку. Развернул ее, подошел к окошку и увидел, что это телеграмма. Брат звал его в село, сообщал что мать их тяжело больна.

«Поеду домой!» — подумал он и лег отдохнуть, набраться сил перед дорогой.

«Эх, кабы его помиловали!» — подумала Вагрила, но все-таки достала из сундука ненадеванную белую рубаху, встряхнула ее, завернула в бумагу. Сделав пакет, она написала адрес тюрьмы, но тут ей вдруг стало жутко. А вдруг его и впрямь помилуют? Она положила пакет в сундук. Несколько раз она доставала его, собираясь отправить, но каждый раз снова прятала.

Ночью Вагрила спала крепко и утром встала необычно бодрой. Быстро оделась и вышла во двор. Рассвет золотил листья на верхушке шелковицы. Покрытый снегом горный хребет празднично сверкал на солнце, небо было ясным, обещая погожий день. Она вывела буйволов из хлева. Петкан собирался пахать. Она проводила его, заперла за ним ворота, но ей не хотелось возвращаться в приспособленный под жилье сарай. Ей не хотелось расставаться с безотчетным радостным чувством, которое, однако пугало ее своей неожиданностью. Она искала, чем бы заняться. Пошла в курятник проверить, нет ли яиц. Нашла несколько штук, причем одно из них вроде орешка. Она положила и его в передник и задумалась. Ей случалось порой находить такие маленькие яйца, но сейчас она подумала, что это неспроста. Оно, верно, предвещает несчастье, которого она все время ожидает. Ну что же, чему быть, того не миновать. Она оделась, взяла посылку с рубахой и отправилась на почту. В воротах она наткнулась на Бияза, шедшего к ней. Она заранее знала, что он скажет.

— Я пришел спросить, не приходили они?

— Нет.

Бияз тяжело вздохнул.

— Не могу больше так жить. Хоть бы пришли скорей, чтобы я им все сказал, а там — пусть делают со мной что хотят. Любую кару приму… Только скорей бы, а то сил моих больше нет…

— Найдем их, Трифон, ты не кручинься. Найдем, и все им поведаем. У меня есть небольшое дело. Как покончу с ним — займусь твоим, других дел у меня на свете нет.

Бияз не понял ее и сказал:

— Слышно, наш Мишо в этих краях побывал.

— Лишь бы был жив, найдем и его.

— Я тебя задержал.

— Ничего, ничего, — машинально ответила Вагрила, глядя на дорогу.

С пригорка брел по дороге какой-то калека, опираясь на костыль.

— Это не наш человек, — подумала вслух Вагрила.

Бияз посмотрел на дорогу, и в тот же миг они оба узнали Митю Христова. Словно увидев змею, они вошли во двор и захлопнули калитку. Митю проковылял мимо. Было слышно как постукивал костыль о дорогу и, поскрипывал протез.

— Ему хорошо, он не убил человека, как я… — И Бияз посмотрел на свои руки, словно они были чужие.

— Найдем их, найдем! — снова повторила Вагрила. — А я запаздываю по своему делу. — И с этими словами она заспешила вслед за хромым Митю Христовым. Она обогнала его, пройдя по обочине и, делая вид что не замечает его, направилась в общинное правление, где помешалась почта.

— Отправь этот пакет, да так, чтобы его получили как можно скорее, — сказала она почтовому служащему.

Митю Христов вошел в родной дом ни на что не глядя, будто он не отсутствовал несколько месяцев, а только выходил на минутку. На кухне, он на мгновенье задержал взгляд на пламени в очаге и произнес:

— Добрый вечер.

— Добро пожаловать, Митю, — встретила его невестка.

— Спасибо, — ответил он и сел у очага.

— Мать сильно захворала, — сказал ему брат.

— Да, знаю, — пробормотал он, поднимаясь. — Потому и приехал.

— Ты костыль-то оставь здесь! — сказала невестка и, видя, что он не понимает, пояснила: — Чтоб маму не огорчать.

Брат вошел в комнату первым, прикрывая его от взгляда матери. Подойдя к кровати он сказал, наклоняясь к ней: