Когда председатель колхоза кончил говорить, встал подполковник Афонин.
— Товарищ Ташпулатов интересно рассказал о борьбе с басмачами. Но он, по скромности, умолчал о себе. А ведь Усман Ташпулатов — участник Отечественной войны. Он служил в знаменитой Панфиловской дивизии, той легендарной дивизии, которая преградила гитлеровцам путь к Москве. То было трудное время. Над столицей нашей Родины нависла смертельная опасность. Фашисты, опьяненные успехами на Западе, думали быстро покончить с Советской Россией. Они планировали уничтожение Москвы. Гитлер отдал секретный приказ: «Город должен быть окружен так, чтобы ни один русский солдат, ни один житель — будь то мужчина, женщина или ребенок — не смог его покинуть… Произвести необходимые приготовления, чтобы Москва и ее окрестности с помощью огромных сооружений были затоплены водой. Там, где стоит сегодня Москва, должно возникнуть огромное море, которое навсегда скроет от цивилизованного мира столицу русского народа».
Подполковник сделал паузу и продолжал:
— Весь народ поднялся на защиту Москвы. Люди различных национальностей шли добровольцами на фронт, просили направить их на самый трудный участок. Панфиловская дивизия, сформированная в Туркестанском военном округе, заняла рубеж на Волоколамском шоссе. В одном из полков гвардейской дивизии сражался сержант Усман Ташпулатов. На позицию, которую занимала его противотанковая батарея, ринулись фашистские танки. Завязался трудный бой, в котором сержант Ташпулатов был ранен. Но он не покинул своего орудия и прямой наводкой подбил три танка. К концу дня атака была отбита. На этом участке враг не продвинулся ни на метр. Он был остановлен, а потом отброшен нашими войсками. За этот трудный бой, за героизм сержант Ташпулатов был награжден орденом Красного Знамени!
Гром аплодисментов раздался в солдатском клубе.
Ташпулатов, взволнованный и растроганный, снова поднялся на трибуну.
— Рахмат! — сказал он и приложил руку к сердцу. — Спасибо, друзья! Рахмат, товарищи бойцы! Но я хочу сказать, правду сказать. Нет, я не был героем, я дрался, как все. Весь народ знает о двадцати восьми героях-панфиловцах, которые остановили пятьдесят танков! Ни один танк не прошел через их окопы. Вот это настоящий героизм! Мы все равнялись на них. И ваши аплодисменты разрешите в первую очередь отнести этим героям!
Солдаты снова аплодировали. Я смотрел на председателя колхоза, на его круглое восточное лицо, бурое от загара, на седые волосы, на добродушную улыбку дехканина и думал: «Настоящие герои всегда скромны. Этот узбек дрался за столицу русского народа, как за свой родной дом. И не хвастается этим, не кичится. Он даже смутился, когда подполковник говорил о его боевых делах. Вот, оказывается, какой он. А я-то считал, что ордена у него только за хлопок».
После торжественной части был праздничный ужин. Плов был самым настоящим, с горохом, изюмом и восточными пахучими приправами. Колхозники помогали повару. Они сами освежевали бараньи туши, чистили лук и колдовали над котлами.
— Объедение! — сказал Зарыка и отложил ложку. — Попробую по-узбекски.
Но руками есть он не умел. Рис просыпался между пальцами, жир стекал по ладони.
— Брось дурачиться! — сказал я.
— Молчи! — ответил Зарыка. — Я осваиваю местные обычаи.
— Не порть аппетита.
— Отвернись, красавица.
Тут я увидел, что колхозник, сидящий рядом с солдатом, орудует ложкой, и спросил его:
— Почему руками не едите? Стесняетесь?
— Совсем нет. Руками теперь у нас не едят. Это раньше было, когда культура совсем низкий был. Теперь ложки много есть и каждый колхозник очень стал культурный гражданин.
Зарыка, слушавший наш разговор, покраснел. Сунул руки под стол, быстро вытащил носовой платок и вытер жир на пальцах.
2
Делегация воинов, которая ездила в подшефный колхоз, возвратилась на следующий день.
Мощенко вынул из кармана подарок: завернутую в газету тюбетейку. Она была черная, четырехстворчатая, с белой вышивкой.
— Каждому по такой подарили, — рассказывал Петро. — Мы сидели в президиуме, а девушки подошли и надели на нас тюбетейки.
— А девушки ничего? — поинтересовался Зарыка.
— Что надо!
— Загибаешь.
— Я с одной познакомился. Глазищи — как черная черешня. А ресницы, — Петро растопырил перед своими глазами пальцы, — во какие! Как посмотрит, так наповал!
— Пригнись, ребята, Петро свистит!
— Честное комсомольское. Ее Дильбар зовут. По-нашему выходит — Дэля.
Читать дальше