Против таких аргументов Руслан, конечно, не мог возражать. Он и не пытался. Действительно, три года он тренировался почти самостоятельно. Степан Григорьевич, спрятав анкету, спросил Коржавина:
— В какой паре боксируешь?
— В восьмой.
— Еще не скоро.
— Да, часа полтора. — Руслан прикинул в уме: «Семь пар, в среднем минут по пятнадцать…»
— Не меньше. Ждать порядочно.
— Может, не торопиться с разминкой? Вы знаете, разогреваюсь-то я быстро.
— Тебя никто не торопит. — Бондарев потрепал коротко остриженную Русланову шевелюру. — Сам все знаешь, не впервой выходишь на ринг! — И уже другим тоном, в котором звучал полуприказ-полупросьба, сказал чуть понизив голос: — Подрейфуй пока в коридоре. Из амбулатории должен посыльный явиться, принести анализ крови Димуни. Так бумаженцию ту сразу ко мне.
— Ясно, Степан Григорьевич.
В просторном коридоре многолюдно и шумно. Тренеры, боксеры в шерстяных тренировочных костюмах, солидные люди в нарядных костюмах со спортивными значками на лацканах пиджаков, в прошлом известные бойцы, люди искусства, болельщики, любители мужественного вида спорта. Одни сновали по коридору, кого-то разыскивая, другие важно прохаживались, третьи, собравшись группой, о чем-то спорили. Руслан, делая легкие упражнения, поглядывал на дверь, Посыльный что-то не шел. Потом коридор сразу опустел, а из переполненного зала донесся гул аплодисментов. «Первая пара вышла на ринг», — определил Коржавин и мысленно чертыхнулся на посыльного. Руслану хотелось побыть там, в зале, посмотреть бои. Времени у него в запасе много.
4
— Разминаешься?
Руслан сразу узнал этот спокойный, с легкой хрипотцой, вечно простуженный голос и почувствовал себя неловко, словно уличили его в чем-то неприятном. Так чувствует себя ученик, сказавший какую-то гадость о своем учителе и вдруг обнаруживший, что тот стоит за спиной и все слышит. Руслан попытался улыбнуться:
— Добрый вечер… Виктор Иванович!..
Они не виделись с того самого дня, когда призывник Коржавин, остриженный под нолевку, уезжал служить в далекую Среднюю Азию. Руслан смотрел на своего тренера и мысленно отмечал, что время почти не отложило на нем своих новых примет. Виктор Иванович Данилов был таким же, как и три года назад: не по возрасту прямой и жилистый, на худом, слегка усталом лице впалые глаза, в которых одновременно можно было увидеть затаенную грусть и непреклонную строгость, и на шее, возле кадыка, продолговатый рубчатый шрам — след войны. От этого ранения голос у Данилова был тихим, с хрипотцой, как у простуженного.
— Противника знаешь? Нет? — Виктор Иванович вынул из бокового внутреннего кармана сложенный листок и протянул его Коржавину. — Прочти, подумай.
Когда-то перед каждым боем Руслан получал от тренера такие листки, исписанные твердым, ровным почерком, с краткой четкой характеристикой соперников, их излюбленных приемов атак и защит. Руслан привык к таким запискам, и тогда ему верилось, что они помогают одерживать победы. Тогда Руслану каждая записка тренера казалась донесением разведчика, пробравшегося в глубокий тыл врага и узнавшего важные стратегические планы. Сейчас Руслану все это показалось детской забавой. Он спрятал записку в карман тренировочных брюк и сказал:
— Я, Виктор Иванович, готов боксировать с любым противником.
— Ну? — Данилов, склонив голову набок, посмотрел на Руслана так, словно видел его впервые. — Выходит, сила есть, ума не надо!
— Да нет, что вы! Я просто так. — Руслан развернул плечи. — Соскучился по настоящим противникам.
— На ринге побеждают не самые сильные, а самые умные. Ты, надеюсь, не забыл эту аксиому, — назидательно, словно повторяя ученику невыученный параграф, сказал Данилов.
Разговор явно не клеился, был тягучим, как резина, и ненужным, как выкуренная папироса. Тренер спрашивал, Руслан отвечал, но чувствовал, что говорит совсем не то, ведет себя не так, как хотелось бы. Об этой встрече с тренером он мечтал, ждал ее и боялся. Ждал, потому что хотел встретиться со своим наставником, открывшим дорогу на ринг, боялся, потому что чувствовал себя перед ним виноватым, особенно после подписания «анкеты участника».
— Ребята в секции тебя, Руслан, помнят и гордятся тобой. Очерк из «Комсомольской правды» и Указ Верховного Совета вырезали и в рамке поместили возле расписания тренировок.
— Никакой я не герой. Просто выполнил приказ, вот и все.
— Просто так медаль «За отвагу» не дают, да в мирное время. Гордиться надо! — в голосе Данилова снова зазвучали назидательные нотки.
Читать дальше