Георгий Свиридов - Победа достается нелегко

— Мощно дало! Как будто не в палатке лежишь, а в закрытой коробке, которую снизу и с боков пинают великаны, отфутболивают друг другу. — Зарыка вслух пытался разобраться в своих переживаниях и ощущениях. — Жуть! Без дураков. И главное, знаешь, что бежать некуда, не спрячешься.

Земля, которая испокон веков была в понятии каждого россиянина надежным другом, матерью-кормилицей и опорой, вдруг повела себя предательски подло. В годы войны люди, спасаясь от артиллерийских обстрелов и налетов авиации, прятались в бомбоубежища, рыли щели, а солдаты сооружали себе окопы и блиндажи. Земля надежно укрывала и оберегала, а если она и вздрагивала от разрыва очередного снаряда или бомбы, то в этом вздрагивании каждый видел свое спасение — рвануло где-то рядом, в другом месте…

А здесь холодной ночью земля заходила ходуном сразу под огромным городом с миллионным населением. Страшная, неведомая, неизученная сила клокотала где-то под ногами на глубине нескольких километров, билась огненной массой в земную толщу, силясь прорвать ее и вырваться наружу.

— Говорят, под Ташкентом море, — доверительно сказал кто-то тихим голосом. — И вода, как кипяток.

— Не, там пустота. Того и гляди, провалишься…

— Ты что, по радио слышал? В последних известиях? — спросил Руслан незадачливого знатока, не скрывая раздражения.

— В трамвае слышал. Когда в увольнение ходил.

— Агентство ОГГ, — насмешливо сказал Зарыка.

— Какое еще там агентство? — обиделся говоривший.

— Трепачей. «Одна гражданочка говорила». А ты уши развесил и хлопаешь, как ненастроенный локатор, все цепляешь, на любой волне.

Заглушая все прочие звуки, над палаточным городком взвыла сирена. Ее пронзительно требовательный голос на этот раз солдаты воспринимали с какой-то спасительной радостью. Боевой сигнал снимал бездеятельное томление.

— Выходи строиться! — послышались голоса командиров.

Раздался дружный топот. Солдаты бежали к месту построения.

В строю Коржавин сразу почувствовал себя иным, вернее, таким, каким был раньше. Вернулась уверенность, собранность. Да и не только он один ощутил такую перемену. Каждый почувствовал себя на своем привычном месте. Солдаты повеселели. То здесь, то там вспыхивали шутки. Коржавин, как всегда, стоял рядом с Зарыкой. Тот, засунув руки в карманы, поеживался от ночной прохлады.

— Скорее бы, что ли, приказывали…

— Начальство идет, — сообщил старшина и рявкнул — Смирно!

Через несколько минут после подземного толчка воины в составе спасательных отрядов спешили на помощь пострадавшим горожанам. Разбирали образовавшиеся завалы, выносили раненых, раскапывали обвалившиеся крыши и стены, под которыми находились люди.

А землетрясение продолжалось. Толчки следовали один за другим с какой-то невероятной последовательностью и неуловимым ритмом. За какие-нибудь полтора часа произошло шесть колебаний почвы, силою от четырех до семи баллов.

Эпицентр на этот раз слегка сдвинулся и пришелся как раз на ту часть города, которую называли азиатской, старой. Узбекские каркасные мазанки, построенные еще в прошлом веке, затрещали, стали разваливаться, как игрушечные. Толстые потолочные балки не выдерживали, с грохотом обваливались, погребая под собой все живое, ломая мебель, засыпая ковры, одеяла, кухонную утварь…

Ночь стояла холодная и темная. На улицах зажгли костры. Возвращаться в дома, в палатки или во дворы, где спали под открытым небом, никто не хотел. Напуганные дети молчаливо жались к родителям. Матери, прижав маленьких к груди, сидели у костров. Багровые отсветы пламени отражались на лицах, делая их еще более хмурыми, страдальческими. Длинные неровные тени качались за спиной. У костров собирались чуть ли не все жители квартала.

А на смежных параллельных улицах стояла кромешная темнота и необычная пустота. Развалившиеся глиняные дувалы обнажили небольшие дворики, сады, виноградники, террасы, беседки — все, что годами было скрыто от посторонних глаз, от взгляда прохожего. Протяжно мычали привязанные коровы, грустно блеяли овцы и бараны, рычали и надсадно лаяли псы.

Руслан с Евгением попали в добавочный патруль охраны общественного спокойствия. Закинув автомат за плечо, Коржавин молча шел следом за участковым узбеком-милиционером, назначенным старшим. Сзади, разговаривая, шли Зарыка и высокий молодой татарин, слесарь Ташсельмаша, у которого было русское имя Юрий и длинная тюркская фамилия.