Михель Гавен - Дорогая Альма

— Спасибо, Иван. — Раух пожал руку Пирогова с искренней теплотой. — Вы тоже боритесь, живите, берегите Юру.

— И если будет трудно, обращайтесь к медсестре Вагнер, пока она здесь, — напомнила Маренн. — Я ей еще раз скажу.

— Я помню, спасибо. — Пирогов кивнул и направился к двери. Маренн показалось, что он хромал сильнее, чем обычно.

— Мы вас проводим. — Она грустно улыбнулась. — Посмотрим на вас в окно. Никогда не смотрели. Ну, раз уж вы открыли нам тайну, посмотрим.

Пирогов вышел. Дверь закрыл быстро, казалось, даже намеренно — чтобы не оглядываться. Спустя минуту они увидели его уже на поляне. Сильно прихрамывая, он шел по покрытой августовской росой траве к разрушенному фонтану. Дойдя до разбитой статуи Аполлона, остановился. Осторожно достал из кармана оба платка, которые ему дала Маренн, один положил у поребрика. Второй платок снова спрятал в карман. Повернулся. Несколько мгновений смотрел на окна гостиной. А затем исчез в кустах разросшейся вокруг фонтана дикой малины.

— Жалко мне его. — Голос Маренн дрогнул, она почувствовала, как комок встал в горле. — Он уже немолод. Много пережил. И оставаясь здесь, почти наверняка погибнет. Ведь рано или поздно Олендорф добьется своего и произведет зачистку. Я очень сомневаюсь, что история с санаторием проживет долго.

— А себя тебе не жалко? — спросил Раух с грустной иронией. — Вот сейчас мы поедем на аэродром. Один шальной снаряд в машину — и все, нас нет. Это война. Что же касается санатория, не уверен. Ты знаешь нашу бюрократию: если бумага есть и она подписана высоким начальником, она работает. Не так-то просто ее отменить. Одним махом не получится. Надо снова пройти много инстанций. — Раух помолчал. — Иван — сильный человек. Он будет бороться. И если погибнет, то в борьбе. А от такой участи сейчас не застрахован никто. Ни молодой, ни старый, ни больной, ни здоровый.

— Госпожа оберштурмбаннфюрер, — на пороге снова появилась медсестра Вагнер. — Посланец штандартенфюрера настаивает, чтобы его приняли.

— Да, хорошо, Гертруда, зовите. — Маренн вернулась к столу.

— Хайль Гитлер!

В гостиную вошел молодой оберштурмфюрер в покрытом пылью дорожном плаще. В руках он держал мотоциклетный шлем с очками.

— Специальный пакет от штандартенфюрера СС Олендорфа, — доложил он. Раскрыв сумку, достал пакет с печатями. Вручив Маренн, положил на стол реестр. — Распишитесь.

— Благодарю. — Маренн поставила подпись. — Это все?

— Так точно. Разрешите идти?

— Да, конечно. — Маренн кивнула. Когда оберштурмфюрер вышел, протянула пакет Рауху.

— Будь добр, посмотри, что там. Не хочу даже прикасаться.

— Сейчас.

Раух вскрыл конверт, быстро пробежал глазами текст.

— Ничего особенного. То, что и сообщил Олендорф по телефону. Распоряжение выдать запас провианта для пленных Уманского лагеря, обеспечить водой и медицинской помощью. За подписью заместителя Рунштедта. Копия.

— Как же Олендорфу удалось этого добиться?

— Как обычно — по связям. — Раух пожал плечами. — Через Четвертое управление. Ты же знаешь Мюллера и его ищеек. — Он усмехнулся. — Это кладезь компромата. У них собрана картотека на всех вплоть до самого мелкого почтового чиновника. И они не устают ее пополнять. Каждый фактик от самых юных лет тщательно запротоколирован, а вдруг пригодится? Что же говорить о фельдмаршале фон Рунштедте. На него там — тома. Вот позволил себе Рунштедт, например, в Париже отвлечься ненадолго с симпатичной юной особой. Это ему кажется, что об этом никто не узнает, в особенности его жена. Жена-то, конечно, не узнает. Но только пока Мюллер этого не захочет. Потому что Мюллер будет знать точно и еще сделает фотокарточки в самых интимных позах. А понадобится ему что-то от Рунштедта, он — раз, фотокарточки на стол. Жене. А еще хуже — фюреру. Вот, мол, посмотрите, как у вас фельдмаршалы время проводят. Не о благе рейха размышляют на досуге. Все — карьере конец. Вот и в этот раз было так же, я уверен. Кому-то, от кого зависит решение, не исключено, что и самому фон Рунштедту, — Раух присвистнул, — предъявили такие карточки. И — решение в кармане. Когда надо, у них все найдется. А Олендорф сам к Четвертому управлению относится, ему такое дело по связям в рейхсканцелярии провернуть — это раз плюнуть. Вот на тебя тоже фотокарточки наверняка фрейлейн Беккер сделала, — пошутил Фриц. — И на меня, конечно. Вот прогуливаемся вместе, вот в машину сели, куда-то поехали. А потом раз — и Отто вышлют. Как оправдываться будешь? А еще скажут, какого-то хромого старика из местных прихватили. И все время его с собой таскали, как бы прикрытием.