Вадим Пеунов - Об исполнении доложить

— Господин фон Креслер действует самостоятельно. Вы — здесь. Десантировалось десять человек. Где же остальные?

С каким удовольствием мстил мне этот немецкий офицер при первом же удачном случае. И он умел создавать эти случаи. Улыбнулся. Разгладились на лбу морщины — следы озабоченности и прожитого.

— Остальные, по всей вероятности, там же, где и фон Креслер. По крайней мере — ушли с ним.

На какое-то время я перестал верить капитану Богачу. Ушли! Но мы перекрыли все ходы-выходы из района десантирования.

— Удовлетворите мое любопытство, они улетели?

— Все было гораздо проще, безо всяких чудес. Они прочесывали лес вместе со всеми. И если у вас до сих пор нет о них сведений, значит, они уже в безопасности.

Ругать за ротозейство Караулова и Копейку? Или восхищаться находчивостью фон Креслера? Но кто-то ему помогал!

В прочесывании леса принимали участие: партизанский отряд Караулова, можно надеяться, что Иван Евдокимович своих бойцов знает в лицо; всеобуч под командованием капитана Копейки, сомнительно, чтобы профессиональный чекист с достаточным опытом, прочесывая лес в поисках десантников, позволил влиться в ряды всеобуча девятерым пришлым, а если это и случилось, то их кто-то привел и отрекомендовал: «Вот вам помощь — работники лесничества».

Первые две группы действовали вместе от начала и до конца операции. Работники лесничества присоединились позднее. Но десантники не могли принимать участия в прочесывании леса с самого начала. Где-то они находились (не у землянки). Кто-то их предупредил, проинструктировал, возможно, даже переодел, затем привел туда, где шла операция, умело присоединил к общей цепи, вел и вывел, в конце концов. Сегельницкий?.. Вряд ли. Здесь действовал кто-то с более солидными возможностями. На прочесывание леса работников лесничества вывел главный лесничий. Сколько их было? Человек пятнадцать-двадцать. И из них добрая половина, которых он впервые видит в лицо?

«Крутой, вне сомнения, завербован гитлеровской контрразведкой и, по-видимому, работает на нее не первый день: уж очень ловко он втерся в доверие руководства будущего подполья. Опаснейший человек!»

— А каково мнение немецкого разведцентра по поводу других аспектов операции «Есаул» в связи с последними событиями? — поинтересовался я. — Группа «Есаул» получила срочное задание выйти на полковника Дубова. Он многое знает и сумеет пролить свет на вопросы, интересующие нашу контрразведку. В этой операции большие надежды возлагались на обер-лейтенанта Бекенбауэра. Он долгие годы проживал в Советской России.

«Обер-лейтенант Бекенбауэр — это, вне сомнения, Переселенец», — решил я.

— Будем надеяться на скорую встречу с обер-лейтенантом Бекенбауэром-Ивановым.

Но капитан Богач не разделял моего оптимизма.

— Боюсь, что ваши поиски вокруг вокзала будут тщетными. Бекенбауэр — ас конспирации, на опасность у него волчий нюх.

По крайней мере логика в рассуждениях капитана была. Впрочем, если Переселенец уйдет здесь, то его возьмет в Ростове Яковлев. Но мне надо было разбить доводы пленного капитана.

— Бекенбауэр не может вас оставить на произвол судьбы. Проверка могла затянуться. Предположим, мы вас отпустили. И куда же вы? Есть адрес?

— Ростов, вокзал, очередь у кассы на Таганрог, — пояснил Богач.

На все случаи жизни заготовлены стандартные позиции!

— Меня интересует одно, как Бекенбауэр будет объяснять ваше исчезновение. Он готовил документы, по его убеждению — идеальные, и все-таки вас задержали. Что это? Случайность, на которые так богата жизнь? Но не слишком ли много этих случайностей? Случайно погиб Хауфер, случайно обнаружена группа, хотя она была десантирована совсем не там, где предполагалось вначале. Теперь случайно вы попадаете в руки советской контрразведки? А не родится ли подозрение в том, что Бекенбауэр агент-двойник и предал всю операцию? Ведь кто-то же снабжал нас информацией!

Капитан Богач ответить не успел: в приемной начальника вокзала с шумом распахнулась наружная дверь, и кто-то торопливо, громко стуча сапогами, одолел небольшую комнатку. Вошел возбужденный капитан Копейка.

— Есть! — выпалил он.

Следом за ним Князев ввел Иванова. Грузный, страдающий одышкой человек едва тащился. На лбу испарина. Мешки под глазами набрякли, почернели. Войдя в кабинет, он тут же у двери присел на крайний стул. Ловит раскрытым ртом воздух, подкатывает глаза. Что-то хочет сказать, но не может.