Вадим Пеунов - Об исполнении доложить

Он замялся.

— Точно сказать не могу… Но, кажется, работал в городе.

Сегельницкий… И тут-то я вспомнил! Только не Романа Сегельницкого, а Иосифа. Через Иосифа Сегельницкого мы внедряли в банду Чухлая нашего Савона Илларионовича Кряжа. Это у него в наймах работал чекист. У Иосифа Сегельницкого в банде Чухлая были зять и сын.

Опять Чухлай и его бывшие сообщники!

— А что вы знаете об отце Сегельницкого? — спросил я Крутого.

— Кажется, был раскулачен году в двадцать девятом. И вскоре после этого умер. Но Роман Сегельницкий в то время жил своей семьей, так что он остался в стороне.

— А в каких-либо антисоветских движениях он не принимал участия?

Главный лесничий лишь повел плечами.

— Вот уж чего не знаю, того не знаю. О таком в наше время стараются помалкивать.

— А что он писал в автобиографии?

— Какая автобиография! — подивился Крутой. — Никто их у нас не писал. Пришел человек, спрашивает: «Работа найдется?» А ее — невпроворот. Любому рады. Сегельницкий из местных, и жена у него здешняя.

Это чистосердечное признание Крутого не понравилось Сомову. Крякнул недовольно.

— Ну уж от вас-то, Никифор Васильевич, я такого не ожидал. Принципиальный коммунист — и вопиющее отсутствие бдительности.

Крутой взмолился:

— Николай Лаврентьевич, но в нашем деле нет никаких секретов. Лес и есть лес. Как за ним ухаживать — во всех книгах написано. А если бы за Сегельницким что-то числилось, за одиннадцать лет работы в лесничестве НКВД уж спохватилось бы.

Что ж, главный лесничий по-своему был прав. Роман Сегельницкий был амнистирован в 1922 году на общих основаниях. И с тех пор ни в чем предосудительном замечен не был. Крутой не мог знать, что Чухлай, по-видимому, завербовал Сегельницкого, как и Сугонюка.

Выходит, ниточка, за которую я тянул, не оборвалась, просто появился еще один кончик.

Лесник Роман Сегельницкий действительно жил в глухом месте. Сказать, что его дом был особенно большой — не могу. Обычная глинобитная хата-пятистенка. Крыша соломенная. А вот сараев и сараюшек — многовато. Все раскидистое хозяйство огорожено жердями.

Говорю Крутому:

— Никифор Васильевич, в доме, кажется, еще все спят. Не будем булгачить людей, пригласите сюда хозяина.

Крутой довольно долго стучался в окно, потом с кем-то вел затяжные переговоры. Наконец вернулся к машине и, огорченный, доложил:

— Еще не вернулся. Но я наказал жене, чтобы она прислала его в контору, как только он появится. Что же будем делать, товарищ Дубов? Может, направить Сегельницкого в Светлово? Дайте адрес. Приставлю к нему в сопровождающие пару надежных хлопцев, никуда не денется.

— Ну, к чему такие меры, — возразил я. — Никто ни в чем Сегельницкого не подозревает. Предстоит обычный разговор следователя с человеком, способным пролить какой-то свет на происшествие. Приезжайте вместе с ним в Ивановку, в контору совхоза. А пока суд да дело, осмотрим землянку при дневном свете. Скоро уже рассвет. Садитесь, Никифор Васильевич, в машину.

Пока мы добирались до заповедного места, действительно, лес начал просыпаться. Последнее время погода была пасмурная. Осень пришла будто бы на минутку, потом взяла и осталась. Похолодало. И это раннее, непривычное для Донбасса ненастье успело надоесть. А тут вдруг погожее утро.

От долгой езды у меня замлели ноги, и я с удовольствием вышел из машины, когда мы приехали на место. Захотелось пройтись по лесу, подышать живительной свежестью.

Хорошо поутру в сосняке. Солнце лучами пронизывает его насквозь. Воздух густой от пряных запахов старой хвои, которая легла ломким, колючим ковром на сухой крупный песок. Если долго идти в такую утреннюю пору по сосновому лесу, то начинает чудиться тихая музыка. Но никто, кроме тебя, ее слышать не может, ибо она живет в тебе самом.

Оставив машину, направились старой просекой к роднику. Марфа вдруг нагнулась и стала внимательно рассматривать желтую траву, росшую кустиками.

— Подвода прошла. Налегке, — сделала она вывод. — Тут одна дорога — к схованке.

Понятное дело, я насторожился. Парашюты десантникам не нужны. А если они явились за каким-то снаряжением? Сегельницкого дома нет. Он принимал участие в прочесывании леса и, возможно, решил, что в ближайшее время сюда никто не явится.

Говорю Сомову:

— Вы останетесь здесь с Крутым, а мы с Марфой Кушнир попробуем разведать.

Николай Лаврентьевич обиделся:

— Считаете, что буду лишним?

— Не лишним, — говорю ему, — просто надо соблюдать осторожность. Идите к машине, предупредите шофера. У него есть автомат. В случае чего машину надо угнать, чтобы создать впечатление, будто все уехали.