— А я-то удивляюсь, откуда у него такая кличка, — говорю Сугонюку, давая ему новую зарядку на исповедь.
Но, пожалуй, перестарался. Шоха совсем опешил. Проглотил вязкую слюну, душившую его, и глуповато уставился на меня.
— Так вконец раскололся! — ужаснулся он. — А я-то думал, что Филипп Андреевич — камень. В песок перетрешь — капли не выдавишь.
Оценив обстановку, я решил прекратить первый допрос. Шоха буквально отупел от навалившихся на него событий.
— Готовьте машину, — говорю Истомину. — Желательно крытую. Прохор Демьянович приглашает нас в гости. Когда выходишь на связь? Завтра? — спрашиваю Шоху.
Он кивнул.
— И что должен передать?
— Ответ получить. Я же сообщил, как все стряслось. «Так-таки успел…»
Арест, а особенно навязчивая мысль, что Чухлай «раскололся», быстро и основательно доконали Сугонюка. Мне казалось, что он вполне может продолжить игру уже в нашу пользу. И жаль, если такая возможность останется неиспользованной.
— Угробить самого Чухлая! Думаешь, тебе это простили бы?
— Я-то тут причем, — пробурчал он. — У Надежды с ним свои счеты. Только я думал, за давностью все забылось, ан нет. Я так и доложил.
— А что ты думаешь о «Есауле»? — спрашиваю его.
— О каком? — удивился он. — Никого под такой кличкой не знаю.
На нет и суда нет. Я вопрос задал на всякий случай, почти убежденный, что Сугонюк — не та фигура, которая знает столь далеко идущие планы.
Истомин доложил: «Машина готова».
Прежде чем уехать, мне надо было поговорить с Надеждой.
Она по-прежнему сидела в кабинете главврача. Подняла на меня глаза, ждет решения своей судьбы. Подсел к ней на диван, погладил короткопалую руку, лежавшую на валике. Надо было сказать что-то важное. С этой минуты ее жизнь давала крутой крен. Но у меня не было утешительных слов.
— Так и будем играть в молчанку? — первой не выдержала она. — Говори, все одно догадалась: Филиппу Андреевичу — царство небесное, а я — овдовела, Шоху ты теперь загребешь. — Она говорила не только с болью, но и со скрытой обидой. — Без меня похоронят? Или дозволишь по христианскому обычаю? — и уже просто, по-человечески пояснила: — Чувствую себя виноватой: убила. Хочет душа откупиться…
— По поводу похорон ничего сейчас сказать не могу, а попрощаться… Труп в морге.
— И в моих глазах он не герой, — пояснила она. — Пристрелили бы — стороной обошла, а тут — мой грех.
— Скажу Игорю Александровичу. А сейчас тебе уснуть бы. Извелась вся.
Я уже был в дверях, когда она сердито спросила:
— Говоришь «до свидания», а меж слов чую: на веки вечные — «аминь!».
Я дважды вырвал ее из привычной жизни и уже не имел морального права уйти, не открыв какую-то перспективу.
— Захочешь — до победы будем рядом.
У нее вырвался вздох облегчения.
— Давно захотела, от той поры, как признал меня на окопах.
Можно было считать, что с арестом Сугонюка пеленгаторы свою роль выполнили, пора возвращаться им восвояси.
Мы заехали за Князевым. И вот от него я узнал еще одну новость. Оказывается, пеленгаторы перехватили последнюю радиограмму Сугонюка, он вышел на старой волне, зашифровал отработанным шифром.
А новый? Личный шифр Чухлая? Почему Сугонюка с ним не ознакомили? Особая мера предосторожности? Или что-то такое, нам пока неизвестное?
В имение Сугонюка решили войти привычным для хозяина путем — задворками. На всякий случай Истомин примкнул задержанного к себе наручниками.
Шоха достал из собачьей будки ключ, открыл дом.
Вошли. Истомин снял наручники.
Сугонюк долго растирал руку и с тревогой озирался по сторонам.
— Будь хозяином, — говорю ему. — Сам сядь, гостей приглашай. Беседа наша не закончена.
Я — на диване с высокой спинкой, похожей на потешный старинный замок: башни, домики, мостики. Шоха — на стуле возле стола. Ждет моих вопросов.
— Почему Чухлай сам шифрует свои донесения? Не доверяет тебе?
Мнется, не знает, что ответить.
— Если меня не касалось — я не лез, Филипп Андреевич любопытных не любит. Раз сам — значит, так ему надо.
В своей радиограмме Сугонюк выражал надежду, что все обойдется: «Мою жену тут все знают, никто не удивляется. А документы у Пятого — в порядке, выдержат любую проверку».
Говорю ему:
— Что ж, Прохор Демьянович, заготовим еще одну телеграмму. Не возражаешь?
— Какую? — спросил он настороженно.
— «Видел Пятого, чувствует себя сносно. Поговорить не удалось, дали на свидание три минуты, и все это время присутствовала медсестра». Заодно надо справиться, что делать с контейнерами. Пятый может пролежать в больнице с месяц, у него сотрясение мозга.
Читать дальше