Борис Егоров - Продолжение следует...

Когда я пришёл в сознание, на меня смотрели глаза девушки, такой же молоденькой, как Любка. Только у Любки глаза были серые, и вся она была светленькой. А эта смуглая чернобровая. Из таких смуглянок состоял фронтовой полк связи, все девчата в нём были ставропольские, южанки. Это был полк красавиц. Увидали их однажды наши пушкари, остановившись на короткий привал в тыловом селе, — заохали, заахали от восторгов. А тут команда: «Моторы!»

— Проснулись? Как вы себя чувствуете? — спросила смуглянка. — Я сделала вам операцию. Теперь будете выздоравливать. Но не быстро. Наберитесь терпения на несколько месяцев. Осколок прошёл через всё бедро, пришлось рассечь ногу с двух сторон. А осколок — вот он. Возьмите. Покажете дома.

И положила мне на ладонь бурый от запёкшейся крови кусок стали величиной с полпальца.

Обратный мой путь шёл по той же дороге, по которой мы наступали.

Госпиталь находился в Оравском Подзамке, в бывшем отеле.

Оравский Подзамок — красивый, словно игрушечный, туристский городок со средневековым замком и белоснежной гостиницей.

Когда мы наступали, я забежал в вестибюль отеля выпить воды. Здесь было пустынно. Но всё же я нашёл человека в белом пиджаке. Он обрадовался:

— Посидите. У нас, правда, ничего нет, но хорошим вином угощу.

Я сказал, что некогда, попросил воды, служитель отеля пошёл в подвал и принёс мне бутылку холодной шипучей минеральной. И дал ещё одну бутылку, в дар от себя — на дорогу.

...В окно госпиталя была видна круглая красно-кирпичная башня замка. На вершине её на камнях росли деревья. Над деревьями летали птицы.

Она упиралась прямо в поднебесье. Глядя на такие башни, можно разговаривать с вечностью.

Я рассматривал её дней восемь-десять; здесь мне два раза вливали кровь. А потом после изнурительного путешествия в автофургоне вместе с группой раненых я оказался в Рабке, в Карпатской Польше.

В Карпатской Польше я уже был. Наша бригада участвовала в боях под городом Новы Тарг.

В Рабке буйно цвёл жасмин, и днём кровати с больными стояли в саду.

Цветы были и в палате. Их приносила заведующая отделением, наш лечащий врач старший лейтенант медицинской службы Ольга Фёдоровна Чернодуб.

Учась в институте, она готовилась стать детским врачом, но сразу со студенческой скамьи пошла в армию, переквалифицировалась на хирурга.

Я дал ей своё имя: Ангел.

Она, действительно, как ангел, не слышно появлялась в палате. Даже дверь, когда она входила, не скрипела. А у других скрипела.

Стояла, прислушивалась, кто как спит.

Только что в палате никого не было, чуть сомкнул глаза, потом открыл — и она перед тобой. Улыбается. Улыбка у неё тоже была ангельской, если ангелы действительно так чисты и обаятельны.

— Почему не спите?

— Не могу. Которую ночь не сплю.

— Возьмите таблетку.

Я проглотил таблетку и заснул. Потом она смеялась:

— Знаете, отчего вы спали? Я дала вам простую глюкозу. У меня наркоманов нет. Все больные спят от сахара.

Ангел делала мне вторую операцию и много часов сидела около меня не отходя. И поила морсом собственного приготовления.

Она входила в палату и рано утром, и поздно вечером. В воскресенье, в день отдыха, — тоже. Только вместо форменного кителя и зелёной военной юбки под халатом — цветастое платье, а на ногах не сапожки, а туфельки.

— Что же вы не отдыхаете, Ольга Фёдоровна?

— Народ вы у меня тяжёлый. Послеоперационники. Даже когда её не было, то казалось, что она рядом.

Она могла возникать и растворяться.

Я лежал в гипсе на спине много дней. Дни были разные — короткие и длинные. Короткие, когда подскакивала температура, наступало забытьё. То вдруг было утро и за ним сразу — сумерки, вечер.

Коротким днём было 9 мая.

Сквозь сон, сквозь дрёму я услышал автоматную стрельбу. Спросил:

— Почему стреляют?

Голос Ангела мне ответил:

— Война кончилась. Победа пришла.

В длинные дни я думал и вспоминал. Я не пугался того, что случилось. И не огорчался. Это могло произойти и раньше. И должно было произойти. Когда-то надо было загибать ещё один палец.

Мне выпал жребий совсем неплохой. Мне долго везло. Но везение бесконечным быть не может.

Госпиталь в Рабке свёртывали, нас переводили в Краков. Принесли личные вещи, и тут выяснилось, что рюкзачок мой совсем тощенький. Ни гимнастёрки, ни кителя, ни сапог. Особенно сапоги жаль. Сшил мне их из хорошо выработанной, почти глянцевой кожи солдат из расчёта третьего орудия, в прошлом сапожник. И подарили мне эти сапоги орудийцы на день рождения. Надевал всего раз или два. Нельзя было носить каждый день такое красивое произведение искусства.