Иван Стаднюк - Следопыты. Повесть

- Что за солдаты?

- Разведчики. Вчера один солдат наш исчез. Вот они и разыскивают. А сержант этот умеет читать следы как по-написанному. Добрую академию в сибирской тайге прошел…

Платонов и Атаев достигли того места, где дорога расширялась и шла уже не по настилу, а по грунту. Земля здесь была почти сухой. В стороне от дороги, между елями и кустами орешника, стояли замаскированные машины, повозки. Невдалеке виднелись землянки.

Следы обнаружили у походной кухни, на передке которой сидел солдат в белом переднике и, зажав меж ногами ведро, чистил картошку.

- Кто здесь сейчас проходил? - спросил у него Платонов.

- Вроде никто,- ответил солдат.

- Ну, а на этом месте кто недавно топтался? Вот эти следы чьи?

- Откуда мне знать? Старшина здесь ходил, а с ним летчик один. Он приехал разыскивать подбитый самолет. Наверное, это они здесь наследили. А что, здесь ходить нельзя?

- Лейтенант? В летной форме?! - воскликнул Платонов и бросился в ближайшую землянку, где был телефон. Через минуту он разговаривал с помощником начальника штаба:

- Прошу задержать лейтенанта, летчика. Он едет на командный пункт со старшиной хозвзвода. Да. Наверняка переодетый фашист…

На дороге стояла грузовая машина. Платонов подбежал к ней и бросил несколько слов шоферу. Секунда - и два разведчика сидели в кузове. Машина рванулась с места.

Неслись на предельной скорости. Разведчики напряженно всматривались вперед. Поворот дороги. За поворотом увидели повозку. В ней сидел один старшина.

- Где летчик? - встревоженно спросил у него Платонов, когда машина поравнялась с повозкой и остановилась.

- Он передумал. Решил сначала к артиллеристам зайти, порасспросить там о своем самолете,- ответил старшина.

Платонов и Атаев соскочили с машины.

- Проведите нас к тому месту, где фашист сошел с повозки,- попросил сержант.

- Какой фашист?! - испуганно переспросил старшина…

Через пять минут старшина показывал:

- Бэт тут он соскочил и пошел напрямик к лесу.

Взглянув на след, Платонов со злостью прикусил губу. След был незнакомым.

«Неужели повар сбил нас с толку?..» - недоумевал Платонов.

Однако, присмотревшись к расположению следов, он узнал знакомую походку - плоскостопый выверт носка, широкий шаг, легкое прихрамывание на левую ногу.

Платанов посмотрел на обувь старшины.

- Успели сапогами поменяться?

Старшина смутился.

- Просил уж очень. Ему эти сапоги великоваты. Говорит, пятку сильно натер. А мои пришлись впору. Откуда же мне было знать, что он фашист? Да и сапоги его лучше моих…

Платонов и Атаев опрометью бросились по широкому, еле приметному следу. Видно было, что немецкий разведчик не шел здесь, а бежал. В лесу, густо усыпанном прошлогодними еловыми иглами, след исчез. Платонов и Атаев не пытались искать его. Они спешили к болоту, которое начиналось метрах в двухстах от дороги.

Сгущались сумерки. Наступал вечер. Сквозь редеющие на опушке ели виднелось небо, багровое от закатившегося солнца.

Вот и болото. Густой подлесок подступает вплотную к мохнатым кочкам, между которыми тускло поблескивает рыжеватая вода.

Платонов приложился к биноклю и замер. Он увидел спину переодетого гитлеровца. Высоко подобрав полы шинели, пригибаясь, фашист барахтался среди кочек, направляясь к островку с сараем.

Дмитрий Кедров лежал на куче прелого сена у бревенчатой, отдававшей плесенью стены. Он никак не мог согреться. Одежда на нем не просыхала со вчерашнего дня, и ее нельзя было отодрать от задубевшего тела. Да и как отдерешь? Уже вторые сутки руки Дмитрия накрепко связаны за спиной. И он непрерывно шевелил кистями, стараясь расслабить на них веревку.

В сарае было сыро и темно, несмотря на то, что посреди его пылал небольшой бездымный костер из сухого валежника. У костра молча сидели фашистские солдаты - Вормут и Шинкер. Пламя бросало на них красные блики. Дмитрий видел, что его враги смертельно устали. У гитлеровца, который сидел ближе к Кедрову, глубоко ввалились глаза, кожа, плотно обтянувшая кости лица, потемнела, заострились скулы. Уставившись глазами в костер, он сидел будто окаменевший.

Кедров, несмотря на то, что его прошибал озноб и он вторые сутки ничего не ел и не пил, чувствовал еще в себе силу: днем ему удалось час, другой уснуть на сене. Сейчас, энергично шевеля кистями рук, разгоняя кровь, он пробовал ослабить веревки. «Распутаться бы только. Я с этими гитлерюгами справлюсь»,- думал он, настороженно следя краем глаза, как второй гитлеровец клюет носом и с его колен прямо к костру сполз автомат.