Иван Черных - Правый пеленг

– Думали. Только немцы нынче не те стали, на мякине их не проведешь. И воюют: при обстреле зениток их истребители нас атакуют. Встречают на дальних подступах, словно кто-то их предупреждает… Ну да ладно, отдыхай, что-нибудь придумаем.

Омельченко ушел, а Туманов стоял, погруженный в невеселые думы. Два лучших экипажа погибли – капитана Кулакова и старшего лейтенанта Ситнова. Не раз Александр летал с ними на задание, не раз прикрывали друг друга огнем пулеметов от истребителей. Молодые красивые летчики. И вот их нет. А кто-то не вернется сегодня, завтра…

– О чем, командир, задумался? – прервал его размышления Ваня Серебряный. – Снова гречанка вспомнилась? – И он запел: – «Когда легковерен и молод я был, младую гречанку я страстно любил…» Кстати, ты не обратил внимания, натуральная она брюнетка была или, как моя, крашеная? Вчера присмотрелся, а она вовсе не шатенка, а скорее блондинка. Говорит, голубые глаза лучше гармонируют с темным цветом. Вот и пойми этих женщин. Хорошо, если у них только внешность обманчива…

Ваня все шутил. Чуть под трибунал со своими шуточками не угодил. Правда, женитьба, кажется, остепенила его: не пьет и к службе относится серьезнее. Свободное время больше с Пикаловым проводит, считает его избавителем от трибунала и предан ему как собака. Александру тоже пришлось повоевать за штурмана, и Омельченко, пожалуй, больше его, командира экипажа, послушался, чем начальника связи эскадрильи. Да разве дело в том? Главное, удалось спасти Серебряного от трибунала…

– Моя гречанка была натуральная, – ответил Александр на вопрос штурмана, – и ни в чем меня не обманывала, в этом я уверен.

Серебряный расстегнул ворот гимнастерки.

– Это хорошо, что уверен, – без прежней насмешливости согласился он. Помолчал и все-таки возразил: – Но… хороша Маша, да не наша. И далеко, ко всему. А моя под боком. Хочет все с тобой поближе познакомиться, в гости приглашает. Может, сходим, пока матчасть наша к полетам непригодна?

– Сходим. После ужина, когда экипажи на задания улетят.

Вечером резко похолодало. Земля еще не отогрелась, и, едва солнце опустилось за горизонт, стынью повеяло снизу и сверху, от посиневшего сразу неба, ставшего холодным, неприветливым. Александр и Серебряный провожали взглядом улетавших один за другим на юго-запад бомбардировщиков. Последним взлетел старший лейтенант Смольников на фотографирование аэродрома Багерово.

– Ну уж коли Смольников полетел на боевое задание, можно смело идти в станицу и по чарке выпить, – кивнул вслед Ваня.

Смольникова многие в полку недолюбливали, даже самый незлобивый Серебряный, и было за что: в полку летчик около года, а на боевые задания летал не более десяти раз – то вдруг болезнь у него какая-то обнаруживается, то неисправность самолета.

– Не спеши с выводами, а то вдруг передумает, – пошутил Александр. И как в воду смотрел: бомбардировщик вдруг уклонился на взлете к оврагу и прекратил взлет.

– Вот гад! – возмутился Ваня. – Опять на самолет свалит. И теперь не иначе…

– Не иначе нас пошлют, – дополнил штурмана Александр. – Больше некого.

Не прошло и десяти минут, как к ним подбежал дежурный по аэродрому и передал, что их срочно вызывает на КП командир дивизии.

Полковник Лебедь, подполковник Омельченко и начальник штаба полка стояли на улице, о чем-то круто разговаривая со Смольниковым, – лица всех суровы, недовольны. Александр доложил о прибытии.

– На постановке задачи присутствовали? – без обиняков спросил у него Лебедь.

– Присутствовал, – утвердительно кивнул летчик.

– Какую задачу должен выполнять Смольников, знаете?

– Так точно. Сфотографировать аэродром Багерово.

– Теперь эта задача поручается вам. Ясно?

– Так точно.

– Полетите на самолете Смольникова.

– Только учтите – у него тенденция разворачиваться влево, – подсказал Омельченко.

– Не у самолета тенденция, товарищ подполковник, а у летчика, – не удержался Серебряный от реплики.

– Ну, это мы сами разберемся, – пресек разговор Лебедь. – Отправляйтесь на самолет, и через десять минут – взлет.

– Через десять не получится, – возразил Александр.

– Что? – Лебедь согнул свою длинную шею и непонимающе посмотрел на Омельченко. – Что он сказал?

– Через десять минут взлететь не сумею, – твердо повторил Александр. – Надо осмотреть самолет. Это во-первых. Во-вторых, через десять минут взлетать нецелесообразно по тактическим соображениям.